– Мы только что закончили блиндажи, а они нас выводят? – Меллас схватился за сиротливую травинку, свирепо вырвал её с корнем и швырнул вниз по склону. – Господи Исусе, – зашипел он сквозь зубы. – Как снег на голову. Мы отходим! – Он уже начинал гордиться проделанной работой – собой, своим взводом, всеми вообще – несмотря на тот факт, что она сделала их более уязвимыми по ночам. Он чувствовал, что при достаточном количестве боеприпасов они могли бы сдержать целый полк.
– Мы и рота 'дельта' меняемся с ротами 'альфа' и 'чарли', – медленно продолжал Фитч. – Релсник узнал от батальонного радиста, что полк даёт 'Большому Джону-шесть' последний шанс доказать, что у него здесь много гуков. Мы также отвечаем за подрыв тайника с боеприпасами, который обнаружила рота 'чарли'. У них самих закончился С-4.
– То есть мы выходим в джунгли, только чтобы осмотреться? – спросил Меллас. – Вся долбаная рота?
– Две долбаные роты, – поправил Хок.
– Так вот, я не буду говорить парням в окопах, что мы уходим после всего, через что их заставили пройти. Пусть полковник или грёбаный Третий сами объясняют им, почему мы вколачивали их жопы в землю, чтобы вывести их в ту же секунду, как отгрохали проклятую Гибралтарскую скалу посреди неизвестно чего.
– Послушай, Меллас, – строго сказал Фитч, – остынь, твою мать. Мы уходим с первым светом. Ты готовишь свой взвод к походу.
Остальные командиры молчали. Кендалл хватался за свадебное кольцо и жёлтые солнечные очки. Гудвин, осунувшийся и измученный, сидел на корточках и вертел в руках палку. Его всегдашнее шутовство служило источником облегчения во время строительства. За всё совещание он не проронил ни слова.
После совещания Меллас медленно спускался вниз по горе, соображая, как преподнести новость о том, что блиндажи строились напрасно. К тому же его поразило, что после стольких дней всматривания в долину, после стольких предположений, что там в ней такого, после стольких переживаний по поводу спуска туда, время спускаться теперь настало, так вот – запросто. Весь его мир в один миг изменился по слову одного человека, которого он едва знал. Взвод мог выступать хоть через полчаса. Нужно было лишь сложить провизию и боеприпасы. Но он чувствовал, что времени нужно больше, что, прежде чем погрузиться в тёмную долину, нужен какой-то ритуал приведения в готовность.
Когда Меллас подошёл к палатке, все уже были в сборе. Стало ясно, что всем уже всё известно. Джексон, теперь командир третьего отделения, приготовил блокнот и ручку; он выглядел очень серьёзным. Басс преподнёс Джексону решение о назначении его исполняющим обязанности командира отделения на время отсутствия Янка и не дал ему при этом никаких альтернатив, просто объявив Джексону, кто он теперь такой. Это лучшее, что можно было сделать, чтобы сгладить переживания Джексона по поводу реакции братишек. Коннолли, командир первого отделения, смотрел вниз на ящик Мелласа с сухпайками, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Он плевал в ящик, по-видимому, не сознавая того, что делает. Изредка он смотрел на долину и посылал проклятья; его бостонский выговор звучал достаточно громко, чтобы быть услышанным: 'Да уж, чувак, блядская Промежность! Вот так дела!'. Потом он снова плевал в ящик, заставляя Мелласа испытывать досаду, потому что он, должно быть, распечатал одну из тех упаковок, на которые плевал Коннолли. Однако он ничего не сказал, чувствуя, что не время. Джейкобс, принявший второе отделение после Фишера, тоже смотрел на туман внизу. Блеснув глазами, он обернулся к Мелласу: 'С-сраные блиндажи. В-всё зря', – и снова отвернулся к туману, ничего больше не прибавив. Меллас знал историю роты, как и они все. Рота 'браво' никогда не участвовала в операциях, не потеряв хотя бы трёх человек убитыми.