Идеологическая ширма этого предприятия была такова: мало избавить Москву и города на пути к ней от большевиков, надо их избавить от голода и от товарного голода, а для этого непосредственно за войсками должны продвигаться поезда с продовольствием и товарами. Коммерческая сторона заключалась в том, что «Добрармия Москве» будет закупать целые поезда грузов и по себестоимости (под контролем властей) продавать товары и продукты населению, однако 1–2 вагона общество может продать и по вольной цене (в этом и заключался трюк: можно без барыша продать 15 вагонов муки и кухонной посуды, но нажить миллионы на вагоне дамских чулок и на вагоне ниток). Общество имело бы 10 акционеров – из них 5 дают капитал, а 5 офицеров – свои связи; барыши же делятся на 10 частей поровну. Меня, по-видимому, заманивали по двум причинам – я был влиятелен в штабе генерала Бредова, а мой дядя был начальником военных сообщений. Я не знал, вступить ли в это общество, но Милочка (у нее ясность ума и чистота сердца всегда были отличны) указала мне, что это – не офицерское дело. Она меня спросила: «Вступил ли бы ты в такое общество, в то время, когда был подпоручиком 15-й артиллерийской бригады?» «Не вступил бы» – «Ну, так и теперь не вступай!» И я не пошел на «суаре», которое давал главный директор по случаю основания общества. Так я «упустил» единственную в моей жизни возможность стать миллионером.
Впрочем, деньги никогда не гипнотизировали нас с Милочкой. И мои большие газетные заработки в Киеве были не целью, а «побочным продуктом» моего публицистического производства, сильно меня увлекавшего.
Однако своими прямыми обязанностями – штабными – я увлекался еще более. По возвращении в Киев я застал перемены: вместо полковника Эверта начальником штаба стал Генерального штаба полковник Борис Александрович Штейфон. Это был выдающийся офицер, уже в чине капитана отличавшийся способностью к проявлению инициативы и к принятию на себя ответственности за нее: генерал Юденич отважился на штурм Эрзерума потому, что капитан Штейфон, произведя разведку, сделал ему крайне оптимистичный доклад: капитан решил, что надо штурмовать, и своим докладом подстегнул решимость генералы. Тайное путешествие генерала Штейфона по Советскому Союзу (см. главу «Дело»[1684]) доказало его редчайшую отвагу. Этот человек вел жизнь христианина, и эмигрантское разложение не подточило в нем понятий об офицерской чести. И тем не менее его до конца жизни преследовало презрительное слово «жид»: будучи по матери духовного происхождения, он по отцу унаследовал еврейскую кровь – его отец и дед-выкрест имели в Харькове мастерскую фуражек. Потомок еврея в третьем поколении по принятии христианства, он мог поступить и в военное училище, и в академию. Царь признал его достойным и офицерского звания, и звания офицера Генерального штаба, но монархические изуверы в эмиграции не признавали этого монаршего удостоения.