грузить что можно и везти, не ожидая точного распределения и указывая, что часть возьмет Забайкалье, а остальное отправим в Хабаровск и на Русский остров, но из этого ничего не вышло.
Теперь очень боюсь, что училища, корпус и институты попали в иркутскую кашу со всеми неизбежными от сего последствиями.
Вспоминаю, как поносили и ругали меня омские мамаши, когда я, никого не спрашивая, приказал нагрузить омский Сибирский корпус и отправил его во Владивосток на Русский остров. Теперь те из них, кто не попал в ледяные ужасы омской эвакуации, должны молиться за меня Богу, что я спас их сыновей от неизбежной гибели.
Никонов, у которого я справлялся по поводу Иркутского училища и корпуса, думает, что они там остались, ибо известно, что юнкера принимали участие в уличных боях.
12 января. Центр всего управления перенесен в штаб крепости, куда сосредоточились все накопившиеся здесь семеновцы. Вериго имеет совсем победоносный вид, говорит открыто о покорении под нож всех непокорных, но особенно интересуется вопросами о ликвидации эгершельдских запасов. Передвижение меридиана японских симпатий видно по полковнику Изоме, игравшему раньше в неразрывную дружбу с Розановым, а теперь все чаще и чаще появляющемуся в кабинете Вериго.
Видел Манакина; в Японии он жил рядом с домом, занятым женой семеновского главного интенданта генерала Федотьева (знаю его по Амурскому каз[ачьему] полку, где он был полковым адъютантом), и ему пришлось видеть те грандиозные траты, которые ею производились, иены лились, как вода. Ясно, что всей такой публике нужны обильные источники для продолжения уже привычного для них образа жизни.
Заходил в контрразведку, уже перешедшую в ведение штаба округа; по ее сведениям, партизанские отряды растут неудержимо; Никольск уже окружен ими со всех сторон; в полках 9 дивизии настроение очень неблагополучное, особенно в расположенном здесь тридцать пятом полку, укомплектованном очень сомнительными элементами Амурской области.
13 января. Последний день проклятого 1919 года[1976] наградил нас страшным тайфуном. Просидел дома; пешком никуда не дойти, а кроме того, все время в воздухе носились листы сорванных крыш (больше, чем в наши времена, – очевидный результат пятилетнего «моратория» по ремонту крыш).
По распоряжению адмирала, как-то до нас добравшемуся, получил от Розанова три тысячи иен как пособие для поездки для лечения в Японию. Глубоко тронут этим ко мне вниманием, оказанным в такое тяжелое для самого адмирала время. Не знаю только, ехать ли сейчас в Японию и не сберечь ли эти деньги на черный день. Жалованье, хотя и на сибирские, я все же получаю, а будущее закрыто очень мрачными тучами.