Боковым зрением улавливаю Светкино телодвижение, она замахивается кулаком в мою сторону. Уворачиваюсь и одновременно перехватываю ее запястье, резко отталкиваю от себя в сторону матов, которые лежат стопкой в углу. Она летит в направлении их и, не удерживая равновесия, распластывается на твердой поверхности. Громко ойкает.
– Света, – не сдерживаюсь я и в два шага настигаю девчонку, становлюсь над ней, хватаю за шиворот кофты и подтягиваю к себе, отчего тонкая ткань не выдерживает, трещит, – ты же знаешь, что к таким, как вы, я не особо принципиален, и если раньше меня Василиса останавливала, то теперь все поменялось, и в следующий раз ты просто в лицо получишь, поняла?
Смотрю ей в глаза, но искать там хоть что-то человечное бесполезно, и я это прекрасно знаю, поэтому просто отпускаю ее. Она валится обратно на мат. Переступаю через девчонку и выхожу за дверь, со всей силы бухая ее за спиной. Широким шагом направляюсь на выход, где меня уже ждут пацаны.
Я сидела на кушетке в медкабинете и внимала словам доктора, который старательно выписывал буквы в папке, лежавшей у него на коленях.
– Тебе нужно в больницу, – он бросает на меня взгляд поверх оправы очков с толстыми линзами.
– Но, дорогой доктор, – стараюсь говорить спокойно, но десятиминутный прессинг со стороны этого мужчины в белом халате дает о себе знать, и в голосе все-таки проскальзывают нотки сарказма, – я уже вам сказала, что никуда не поеду, мне значительно лучше, – смотрю ему в глаза. – Спишите это все на мою беспечность, – предлагаю ему вариант и замолкаю на секунду, покусываю губы, оттягиваю время, чтобы придумать более весомую отговорку. – Перенервничала я просто вот и все, ничего особенного. Ехать я никуда не хочу и не поеду. Вот.
Врач откладывает папку на стол и оглядывает меня с головы до коленок, я почему-то заметила, что его взгляд дошел именно до них и вернулся обратно к лицу.
– Что? – вопросительно вскинула брови.
И вот этот взгляд всколыхнул в груди негодование, даже во мне, которая всегда относилась ровно к людям, даже к таким, которые относятся к нам с подозрением и недоверием, словно мы какие-то «калеки общества». Во взгляде этого врачишки все читалось как в открытой книге, он даже и не скрывал этого.
– Ты же понимаешь, девочка, что, если с тобой что-то случится, то с меня снимут три шкуры, потому что ты не обычный ребенок, ответственность за которого может взять на себя родитель, просто подписав бумажку.
– Я облизываю в миг пересохшие губы, бесит.
– Напишите в своей бумажке, что я просто забыла ингалятор, что, разве трудно это сделать? – смотрю на него с вызовом. Понимаю, что он прав, но признаваться в этом даже самой себе каждый раз тяжело.