«За 3,5 месяца моего пребывания здесь я послал Вам до полутора сотен телеграмм и несколько десятков письменных донесений, различных областей, различной достоверности и различной ценности. Но все они являются крупинками ответа на основной вопрос:
Стоит ли, не в качестве общей перспективы, а конкретной задачи, в планах германской политики и стратегии война с нами; каковы сроки начала возможного столкновения; как будет выглядеть германская сторона при этом?
…
Советско-японский пакт о нейтралитете, на мой взгляд, явился своего рода проявителем курса германской политики в адрес Советского Союза.
…
Появление пакта, видимо, ошеломило германские круги, так как надо было изобретать новую трактовку европейским миссиям Мацуока. Надо отдать справедливость – новая трактовка была сформулирована очень быстро:
а) Берлинские и римские встречи Мацуока вооружили его столь широкими политическими перспективами, что Московский пакт является лишь первой ласточкой грядущих побед держав “ОСИ”.
б) Блестящая победа Мацуока в Москве. (Над кем победа и за что шла борьба?)
в) Советско-японский пакт продиктован Москве Берлином. Этот пакт знаменует собой новый этап отношений между Германией и СССР и характеризуется капитуляцией последнего.
Среди корреспондентов, штатских и военных дипломатов, среди всех кругов своего населения с немецкой энергией начинается пропаганда версии, будто угроза столкновения отдалена тем, что СССР капитулировал и теперь вряд ли попытается проводить свою политику там, где уже присутствует политика Германии»[561].
И далее военный атташе докладывает, как, по его мнению, советско-японский пакт о нейтралитете повлиял на планы нападения Германии на Советский Союз. В своей записке он приводит пространный разговор с неким «Хозяйственником», известным Центру (Иммиш (1890-?) – майор германской армии, сотрудник министерства хозяйства Германии, источник берлинской резидентуры Разведуправления Генштаба Красной Армии в 1940–1941 гг., который сказал ему, «что очень рад, что сейчас германо-советская атмосфера неизмеримо лучше, чем в период последней» встречи. «Хозяйственник» сообщил Тупикову информацию, исходившую не от него самого, а от человека, «который почти единолично решает судьбы Германии». Как понял советский военный атташе, речь шла о Геринге (председатель имперского совета обороны, министр-президент, главнокомандующий ВВС, рейхсмаршал. – М.А.).
«Хозяйственник», по словам Тупикова, «изложил буквально программную тираду»:
«1. Взаимоотношения СССР и Германии мыслимы лишь как хозяйственный контакт. Контакта политического быть не может из-за контрастности социальных систем.