Мирина смотрела себе под ноги, но каждый следующий шаг становился всё тяжелее, и она уже не спешила, а плелась, будто не воздух окутывал её, а кисель. Подняла голову, уперев взгляд в пустеющий шатёр, остановилась совсем, занемев. Слова Угдэя через туман грохотали в голове, как набат.
«Хан слишком милосерден к тебе!»
Мирина нахмурилась. Разве способен Вихсар на милосердие? Он увёз её второй раз из дома, не позволив толком побыть с родичами, не спросив её, хочет ли она того, согласна ли, не оставил никакого права выбора, хотя поступил так, зная, что получит отказ. Он просто, приехал и взял то, что желал. Мирина вдохнула глубоко, разжимая тиски сомнения, которые незаметно для неё сжимались всё плотнее. Сомнение вгрызлось в душу, обгладывая её, что голодный волк – кость, нещадно дробя зубами. Световида поступила подло с ней, выставив её за стены, ни с кем о её замужестве не поговорив – это так. Всё изменилось для неё уже давно, с тех самых пор, как она застала в одной постели мачеху с Вортиславом. Видно, тогда и пришло время делить власть. А Мирина, наивная, глупая девка, поддалась на её хитрые уловки и попала в сети, которые княгиня давно сплела. И как ни больно, а выходит, правильные были слова батыра – не нужна она им, и никто не ждал в Ровице её возвращения. Она сглотнула. Такую горечь никогда не испытывала. И жизнь её зависела от жизни хана сейчас, но Мирина не боялась ничего: ни смерти, ни угроз Угдэя. Могла бы, пока он там лежит, бежать прочь, никто бы в лесу её не нашёл, но куда ей теперь возвращаться? Да и хочет ли после всего того, что сделала княгиня? И Вихсар… уберёг ведь её от стрел.
Перед взором хан появился, раны его опасные. Представила всего на миг, что он и вправду не встанет поутру, не вздохнёт, не опалит взглядом, от которого дыхание пропадает, и этот взгляд не будет выискивать её лишь одну, и будто холодной водой окатило, отрезвляя, в грудь ударилось осознание того, что это и в самом деле может случиться. Потрясённая Мирина стояла посередине лагеря не в силах сдвинуться с места, туго втягивая в себя воздух. Ноги и руки онемели, делаясь бесчувственными. Она же виновата в том, что его ранили, в том, что любой вздох его может стать последним. Нет, не милосердная она и не благодарная – батыр выплеснул ей в лицо всю правду, а она едва ли ему в след не плюнула. Вихсар там истекает кровью, а она плетётся в шатёр, чтобы укрыться и не видеть всей этой горькой правды, всех этих смертей, запереться в себе и стать глухой к своим чувствам, к чувствам чужим и словам. Мирина сажала до боли кулаки, судорожно глотнула воздух, стиснув пальцы сильнее, порезав ладони ногтями, обернулась. Воины уже скрылись из виду. Больше не медля, Мирина пустилась быстрым шагом, едва ли не бегом, обратно. И в голове всё перемешалось, а в груди такой сокрушающий вихрь поднялся, что боль застучала в затылок. Теперь пустота сменилась страхом, что он умрёт, и затаился этот страх где-то в сердце, отравляя.