Мирина, будто взгляд чужой почувствовав, повернулась.
– Я понял тебя, Угдэй, – повернулся хан к батыру, вспоминая о нём. – Как прибудем на место, послушаем, что скажут наши посланцы.
– Всё верно ты рассчитал, хан, и войско, стало быть, от хан Бивсара ждать нужно.
Вихсар глянул на него.
«Нужно или нет – это ещё как посмотреть», – подумал, но ничего не стал говорить.
Когда водрузили всю поклажу да заготовленные припасы в ладьи и поднялись на борт, Мирина подошла к хану. Кутаясь в накидку с меховым отворотом лисьим, княжна, уклоняясь от ветра, что поднялся на третий день их долгого пути к реке Вель, нагоняя на небо хмарь, да принося холод, смотрела как-то нерешительно, но спокойно.
– Спасибо, – проронила, сжимая губы, словно и не должна этого говорить, да сердце просилось.
Опустились вёсла от гулкого командного голоса кормчего. Ладья с места толкнулась. Мирина не удержалась, вперёд качнулась, найдя опору единственную. Вихсар поддержал её тут же, сжав в кольцо рук. За три дня он не то, что не касался, не видел её так близко. Губы Сугар, сухие, чуть обветренные в дороге, были невозможно сочные, пленительные. В глазах потемнело от влечения бешеного – так хотелось в них впиться, помня их вкус, их сладость, их горечь, но твёрдость её взгляда, напряжённость тела в его руках ударили плетью по самому сердцу, сдерживая всякие порывы.
– Ты скажешь это ещё много раз, Сугар, – склонился Вихсар низко, втягивая её запах. Волосы мягкие, выбившиеся из-под шапки меховой, защекотали скулу. – Но мне нужны не слова, – коснувшись губами виска, прошептал в её ухо, – пусть об этом говорит твоё тело, – хан к её губам своими припал, слегка касаясь, потёршись, как ветер, что их обдувал, хоть и остро хотелось испить её дыхание полно, – ты захочешь это сделать, я знаю, – выдохнул в самые губы сомкнутые, такие горячие, желанные.
Она влекла с каждым днём всё сильнее, доводя до безумия.
Вихсар разомкнул руки прежде, чем княжна пожелала отстраниться. Глаза Мирины потемнели, делаясь серыми с бурым оттенком, как шумная неспокойная вода за бортами, пряча в недрах своих что-то огромное, мощное. Он провёл костяшками пальцев по её бледной и гладкой щеке.
«За что же такое мучение?»
То позволяет касаться себя, плавясь в его руках, то прочь отталкивает, каменея твёрже льда. Вихсар только усмехнулся шире от горечи собственных тревог и мыслей, а Мирина, напротив, нахмурилась, побледнев сильно. Она не отвела взгляда, смотрела на него из-под бархатных ресниц с прежней холодностью и как-то издалека, стремительно увеличивая расстояние – он узнал свою Сугар. Как и всегда.