Жар и пар, горячая и холодная вода не вытравили из него скверных дум, что закручивались в нём всё стремительней и гуще, стоило вспомнить её, беспомощную, забытую всеми в лагере стервятников. Как бежала она за ними, а с него, словно с живого, кожу сдирали, так остра была злость и ярость на самого себя. Едва забывался, его накрывала и встряхивала новая волна слепого бешенства, погребая предыдущую. Несколько раз он порывался отправиться на постоялый двор, чтобы самому стеречь её двери, сидеть на пороге не отпускать уже её одну никуда.
Данимир даже и в баню не явился, а челядь донесла, что он не выходил ещё из женской половины. Ну, не вытягивать же его оттуда, в самом деле, за шиворот или за что-то ещё!? Арьян, одевшись быстро на мокрое тело, покинул предбанник. Прохлада ночи не остудила поднявшийся к горлу жар, что окольцовывал грудь и голову обручем, ныло где-то под рёбрами. Княжич, едва поднявшись к себе и войдя в тёплую хоромину, почувствовал запах Всеславы, в полумраке различил лежащую на его постели девушку. Княжна задремала, пока его ждала, но пошевелилась. Сонная, тёплая, она села в постели, выгнулась, откидывая за спину копну густых русых волос, потянулась, сильнее изгибаясь лозой. Она умела будоражить. Кровь бурным потоком хлынула к животу, вызывая острый приступ возбуждения, скручиваясь тугими узлами, что потянули, заставляя напрячься и без того закаменевшую плоть до ломоты.
– Как же ты долго, – прошептала елейным, тягучим голосом княжна, пожаловалась, – ждала ведь, мог бы поспешить и…
Она не договорила, Арьян впился в тёплые и размягчившиеся со сна губы в жадном жарком поцелуе, удушливом и глубоком, вторгаясь в её горячий ротик языком. Она на миг опешила от такой быстрой пылкой ласки, но тут же стала послушной в его руках, подчиняясь ему, отвечая на поцелуй. Он сгрёб её с постели в охапку, не отрываясь от её губ, смял груди, чувствуя, как грубеют соски, трущиеся об его ладони. Ткань, что облепляла её тело, лишь мешала. Скомкав её в кулаки, сдёрнул через голову. Водопад волос хлынул на её плечи, заботливо и пленительно окутывая девушку, прикрывая наготу. Он рванул тесьму на своих штанах и, больше не медля, подхватил её за бёдра, прижал стройное тело к себе, одновременно терзая её губы, сминая, прикусывая. Она сделала ещё одну попытку заговорить, но Арьян не позволил, вбирая то нижнюю губу, то верхнюю. Грубой лаской погладил между бёдер, где уже было жарко и влажно, проникнув сначала одним пальцем в неё, потом погрузил другой. Всеслава, не выдержав такого натиска, застонала, обхватив его за шею ладонями, плотнее прильнула к его раскалённому до твёрдой стали, к напряжённому до дрожи сильному торсу, насаживаясь на пальцы нетерпеливо. Возбуждение мощно всплеснуло в недрах уставшего тела, затмило ум, разливаясь по рукам и ногам свинцовым сплавом, вынуждая княжича тоже стать нетерпеливым, грубым, резким. Покинув укромное местечко, он смял её ягодицы, приподняв, резко насадил на себя. Всеслава всхлипнула. Откинув голову назад, княжна повела бёдрами, принимая его до упора, целиком, вынуждая Арьяна погружаться в её распалённую влажную глубину сначала медленно и резко, потом непрерывно и исступлённо.