Мирина и в самом деле горько усмехнулась от неприятной, но всё же правды.
– Я ушла из дома. Одна. Выбежала в сад, потом в лес и там заблудилась, – потекли ручьём слова. – Он нашёл меня.
– И, наверное, если бы не он, замёрзла бы?
Мирина так и остолбенела, о том она и не думала. Впервые настиг страх от того, что это и в самом деле могло случиться.
– Выходит, из одной беды попала в другую, – ответила растерянно.
– Но всё же осталась в живых.
– Я сама во всём виновата, – заключила Мирина, чувствуя, как огненный смерч начинает подниматься откуда-то из глубины.
Застлали ум обида и злость на Световиду. Эти-то чувства тогда и поднялись, и окутали её чёрным облаком, толкнули на необдуманный шаг, но она сама в этом виновата, и никто другой. На какой-то миг Мирине показалось, что не нужно было этого говорить, но сделалось легче, а минувшие боль и обида не казались теперь такими болезненными, ядовитыми и разрушительными. Просто до сего мига не с кем было это разделить, одна переживала внутри вновь и вновь ту пропасть, в которую угодила.
Арьян смотрел пристально ей в глаза, молчал, обдумывая сказанное.
– И в твоём побеге никто не был виноват?
Ну, конечно, что можно ещё подумать? Мирина покачала головой. В том, что она сама ушла из дома, покинув стены стана, виновата только она.
– Ясно, – выдохнул он, и тень облегчения, а быть может, разочарования – не понять – легла на его лицо. – Не нужно себя ни в чём винить. Что было, то было и уже прошло, – сказал, будто прочёл её мысли, будто отразилась вся горечь и негодование на её лице, и сам он то же испытал.
– Потерпи ещё один день, завтра я улажу дела, и отправимся в путь утром следующего дня, – подобрался княжич, собираясь уходить. – Будь готова. Дома тебя ищут же, ждут? – спросил и как-то внимательно посмотрел.
Мирине показалось, в самую душу проник, всё пытаясь что-то для себя выяснить. А может, просто хотелось так думать, и княжич просто её жалеет. Она хотела было сказать, что готова отправиться в путь прямо сейчас, но промолчала.
Губ Арьяна вдруг коснулась лёгкая улыбка и тут же пропала, больше не стал испытывать, развернулся и направился к двери, унося с собой что-то, что Мирине было просто необходимо, вот только что? Заботу ли? Внимание? А быть может, тепло в глазах, которое Мирине было так нужно? Глаза человека, которого любили. Взор Вортислава был всегда какой-то насмешливо-откровенный, хищный, как у голодного волка. Взгляд Вихсара прожигал и был губительным, каждый раз опрокидывая её в какую-то чёрную пропасть, где не было дна, а были только одиночество, боль и жажда свободы. И, наверное, жажда любви. Когда-то отец говорил, что люди причиняют боль другим только по одной причине – от нехватки любви. Впервые это стало так отчётливо для неё, что даже пронизала дрожь. Мирина поёжилась от воспоминания, будто хан находился где-то рядом, наблюдая из тени. Никогда раньше не чувствовала такого обжигающего холода. Руки сами собой плетьми опустились вдоль стана от растерянности. Нет, Вихсару этого ничего не нужно, он страшный человек, готовый сломить, подчинить и принудить, он не достоин и толики каких-либо чувств. Не простить того, как обошёлся с ней, как ломал, что теперь собирать себя по кусочкам ещё много лет.