– В этом месте квинту не нужно играть, – сказала я. – Она портит.
– Это же риффы, они так играются – квинтами, – отмахнулся Макс.
– Мы квинтами играем, не надо нам тут терций всяких, – обиженно пробурчал Яша.
Ну как им объяснить? Слепые котята. Я и не стала лезть больше.
Музыкального образования у них ни у кого не было. Слух не развит – как у большинства самоучек, имеющих много желания, но мало таланта. Но это не беда, конечно. Всё придёт. Со временем. Просто надо пуд соли съесть, самим до всего дойти: музыка – добрая вещь, она научит того, кто на самом деле хочет её играть. Миллионы вот таких ребят встают на этот путь, а через десяток лет остаются единицы. И становятся настоящими музыкантами.
Несколько дней они мучились над своим альбомом, ну и я с ними. В итоге что-то всё-таки вымучили. Шла последняя неделя мая, всё благоухало, цвело, наполнилось свежестью и молодостью, впереди было лето. Маленькая жизнь, как пелось в одной старой, забытой песне. Живи и радуйся. Когда же ещё жить, если не летом?..
Ребята радовались. А я нет. Это у них впереди было лето, маленькая жизнь: солнце, приятный ветерок, мороженое и холодное пиво, свидания и гуляния до самого утра, купания и поцелуи… и ещё целая жизнь потом. Это всё будет у них, поэтому они радовались. А меня впереди ожидало бог знает что – похожее на облезлую кирпичную стену в каком-то стиснутом домами сумрачном тупике, неприятно прохладную, скользкую от сырости…
Я видела этот жуткий тупик много раз, во сне. В детстве мой самый большой кошмар после смерти мамы: будто бы я заблудилась и оказалась вот там, вдруг понимала, что не могу найти оттуда выхода, кричала от ужаса и просыпалась. Когда выросла, сниться это стало редко, но всякий раз страшно, и чем дальше, тем кошмар длился дольше, словно рос вместе со мной.
Хожу по тому тупику вдоль стен, трогаю осклизлую стену и плачу, пока что-нибудь извне не вырывало меня из душных объятий сна: будильник, чей-то громкий голос или сильное прикосновение. Со временем я настолько привыкла к этому сну, что когда видела его в очередной раз, знала, что сплю и что мне нужно просто проснуться, чтобы выбраться оттуда, но просыпаться становилось всё труднее. Порой мне казалось, что я не спала в своей постели, а всю ночь просидела там, в проклятом тупике. Тогда весь день ходила точно зомби: хотелось спать, но заснуть не получалось.
И вот теперь у меня почему-то было чувство, будто именно так я и умру: провалюсь в этот сон и останусь в нём навсегда. Я даже придумала как бы теорию, что все люди имеют такое место, где оказываются после смерти: то есть они не умирают, а словно бы засыпают, пропадают в своём сне, в том, который их преследовал в течение жизни.