Я подошёл к ней и стал описывать.
– Она очень красивая… У неё глубокие тёмно-карие глаза, взгляд тёплый, ласковый, немного игривый, смешливый, что ли… Ресницы чёрные, из-за чего такая… вроде… жгучесть в глазах искрится. А волосы, напротив, светлые, прямые, с кудряшками на концах… Чёлка спадает на лоб… Между бровей две чёрточки, это от того, что хмурится… или думает много… Носик маленький, чуть вздёрнутый. Губы полные, чувственные, улыбчивые. Когда она улыбается, то видны сильные, белые зубы. Ямочка на подбородке…
Чем больше я говорил, тем больше входил во вкус. Генрих очень внимательно слушал меня. А Ксения с улыбкой закрыла глаза.
– Лицо немного вытянутое, чётко выражены скулы, а щёки впали немножко… В ушах серьги кольцами, они ей очень идут. Кожа на шее на вид очень нежная… слегка трепещет во впадинке у основания, а на теле то словно бархатная, то ерошится пупырышками… Это либо от холода, либо от того, что называется возбуждением…
– Это не от холода, – подала голос Ксения.
– …особенно на руках. Пальцы на руках тонкие, женственные… на мизинце правой руки шрамик небольшой…
Ксения засмеялась.
– Собака в детстве цапнула!..
– Грудь и не маленькая, и не большая, на левой… около соска… родинка, тёмная и крупная. Соски сильные, выглядят твёрдо, будто кнопка на дверном звонке. Даже хочется позвонить…
– Ну, позвони, – Ксения открыла глаза и перестала улыбаться.
Я аккуратно нажал на ближний сосок – «позвонил». Твёрдый. И затем провёл рукой по животу, остановившись в самом низу, возле полоски интимных волос.
Ксения раздвинула ноги, чтобы я мог лучше видеть её «там». Она сделала это непринуждённо и совершенно без стыда, так просто, как если бы показала мне свою ладонь, а не…
– Мне трудно говорить об этом…
Я на мгновение отвёл глаза и помолчал, собираясь с мыслями.
– Никогда не видел это вот так. И, пожалуй, не смогу описать так же, как всё остальное. Но позвольте мне сказать иначе. В общем, что ли… Я вижу женское место. То, что открывает человеку этот мир. То, чего этот мир одновременно и стыдится, и боготворит. Презирает и вожделеет. То, что приносит жизнь и любовь. То, из-за чего убивают и идут на смерть. Я думаю, это самое ужасное и самое прекрасное место человечества…
– Хорошо, – остановил меня Генрих. – В целом, ты справился. А теперь действуй.
– Как? – спросил я его.
Но он мне не ответил. Возникла неловкая пауза, которую сняла Ксения.
– Так, как ты этого хочешь.
– Тогда… можно я потрогаю вас?
– Да, трогай, – и она опять закрыла глаза.
Я, волнуясь и боясь собственной наглости, слегка прикоснулся к кучерявинкам интимных волос, пробежал указательным пальцем по кромке половых губ, – добавив к указательному средний, медленно раздвинул их и двумя пальцами погрузился во влажное лоно. Ксения вздрогнула. И вдруг я, сам того от себя не ожидая, опустился на колени и со страстью поцеловал её туда. Там она была нежна, как кожица нектарина, горяча и солоновата, как слеза, и пахла свежестью талого январского снега.