Лакей тут же поднял вилку, и подал Аглае другую. Она поблагодарила его. Николай чтобы упокоить девушку, положил свою большую ладонь на дрожащую ручку Глаши. Все вновь принялись за трапезу. Аглая глубоко вздохнула, чувствуя, что присутствие Николая Петровича вселяет в нее уверенность, и успокаивает ее. Она, наконец, осмелилась поднять глаза. Вера Кирилловна, не смотрела на них с Николаем, с сосредоточенным видом потроша рыбу в своей тарелке. Полина взирала, куда-то в сторону, оправляя платье. Зато прищуренные глаза Дмитрия жгли взглядом ее ручку, на которой все еще лежала рука Николая. Аглая явственно ощутила ненависть старшего Скарятина и подавилась куском хлеба. Тут же убрав свою руку из-под руки Николая Петровича, она чуть отпила воды из бокала, и встала.
– Извините, мне что-то нехорошо, – Глаша быстро выбежала из столовой, не в силах выносить презрение сразу же стольких человек.
– Какая она все же неловкая, – заметила ей в след жеманно Вера Кирилловна. Николай обратил свой гневный взор на мать.
– Вы могли бы матушка, хотя бы при Аглае Михайловне не говорить дурно про купцов, – тихо заметил Николай, еле сдерживаясь.
– А что я такого сказала? Ей оттого и неприятно, что она и сама такая, – добавила Скарятина, поднося вилку ко рту.
– Неприятно пусть не слушает, – добавил Дмитрий цинично.
Николай нервно бросил салфетку на стол, и встал.
– На днях я покупаю дом, – прочеканил Николай. – Сразу же после свадьбы мы с Аглаей уедем туда жить, дабы не смущать Ваши изысканные очи простотой.
Молодой человек быстро покинул гостиную, хлопнув дверью.
Спустя неделю весь воскресный день Дмитрий пребывал не духе.
Все началось с того, что после завтрака, он направился в биллиардную, намереваясь сыграть пару партий в шары, чтобы убить время. Его увольнительный отпуск заканчивался только через полгода, ибо “Меркурий” находился в доке на ремонте после последнего сражения. Дома он обычно скучал, не зная, чем заняться. Документы и письма он просматривал в течение часа еще до завтрака, вечером ездил на балы, в остальное время изнывал от безделья.
Лишь на военном корабле у него всегда было много дел. Хотя там Дмитрий находился на ногах по шестнадцать часов к ряду, спал урывками, постоянно утруждал себя физическими нагрузками, но все же в море он чувствовал себя гораздо лучше, чем в скучном Петербурге.
Да, теперь у него была Полина, но ее общество молодой человек считал неинтересным и довольно пресным. Полина все время либо молчала, либо поддакивала. Это не нравилось Дмитрию. Глаша, когда была с ним, тоже часто молчала, но делала это как-то умело, и так, что ему тоже было приятно молчать. К тому же Аглая постоянно интересовалась его делами, встречами, визитами. Он часто рассказывал ей о “Меркурии” и службе. Ей все было интересно. Дмитрий часто говорил с ней о разных механизмах и устройстве корабля, отчетливо понимая, что девушке это не интересно, и она вряд ли понимает его. Но однажды во время его рассказа Аглая спросила, отчего во время шторма не воспользовались неким прибором, который был необходим и о котором видимо, раньше он рассказывал ей. Опешив, Дмитрий был искренне удивлен тем, что Глаша не только запомнила название прибора, но даже для чего он был нужен.