Невилл ошибался, полагая, что опасность, исходившая от Лончема, заставила Марианну так спешить с возвращением домой. Едва она оказалась в седле, все, что происходило с ней в Ноттингеме, немедленно покинуло ее мысли. Все, кроме гибели вольного стрелка. Вновь и вновь перед ее внутренним взором вставало его лицо, выражавшее презрительную насмешку над теми, кто считал себя его судьями; ясные глаза, в которых не было ни малейшего страха перед смертью – только гордость и отчаянная решимость до конца исполнить свой долг перед вольным Шервудом. Ее сердце сжималось от боли, когда она вспоминала, как мужественно он принял смерть. Сказанные им слова горели перед ней огненным пророчеством: «Робин ушел сегодня от стражи шерифа, уйдет и завтра!»
А если не уйдет? Если досадный случай – охромеет конь, сломается клинок, закончатся стрелы – отдаст его в руки ратников шерифа или Гая Гисборна?! Впервые Марианна поняла не умом, а сердцем, что опасность, о которой ей говорил Робин, опасность, постоянно угрожавшая его жизни, очень реальна. Вместе с этим пониманием пришел и страх потерять его. И она торопила коня с одной-единственной целью – увидеть Робина, почувствовать тепло его объятий, услышать стук его сердца и ласковый, слегка насмешливый голос.
Едва лошади влетели под арку ворот Фледстана, гулко грохоча подковами по мощеному булыжником двору, Марианна спрыгнула с седла и быстро прошла в свои покои. Там она торопливо переоделась в обычный для ночных прогулок по Шервуду наряд. Но только она подошла к стене, в которой была дверь потайного хода, как за спиной послышались шаги. Поморщившись от досады, Марианна обернулась и увидела Клэренс.
Не говоря ни слова, Клэренс принялась собирать сброшенную Марианной одежду. Если она и чувствовала, что пришла не вовремя, то не подала виду, продолжая заниматься одеждой с каменным выражением лица. Марианна первая не выдержала холодного молчания подруги.
– Ты сердишься на меня, Клэр.
Клэренс, не отрываясь от своего занятия, передернула плечами.
– Порой я совершенно не понимаю тебя, Мэриан, – отчужденно сказала она.
– В чем же? – спросила Марианна с едва заметным вызовом.
Отшвырнув в сторону платье, которое тщательно расправляла, Клэренс посмотрела на Марианну так, словно была судьей, а подруга – подсудимой.
– Это правда, что сегодня на обеде Гисборна ранил захваченный в плен стрелок вольного Шервуда? Правда, что ратники шерифа потом убили стрелка на глазах всех гостей?
– Да, правда, – ответила Марианна, – Гай называл его Мартином.
– Мартин! – ахнула Клэренс и прижала ладонь к задрожавшим губам. В ее глазах заблестели слезы, но Клэренс не дала им воли. – Я знаю Мартина. Знала… Он тоже жил в Локсли, пока не ушел вместе с Робином в Шервуд. У него остались жена и дети – две девочки. Старшей шесть лет, а младшей четыре года. Он очень любил их. Его семья живет не в Шервуде, и он старался навестить их при любой возможности. Теперь его дочери никогда не увидят отца! А ведь он мог бы купить помилование ценой жизни Робина – Мартин был не слишком к нему привязан. Их отношения еще до Шервуда стали прохладными: жена Мартина была влюблена в Робина. Но Мартин предпочел погибнуть, а не покупать жизнь предательством. И он умер. Умер с именем Робина на устах и с верой в него в сердце. А что сделала ты, Мэриан?! Как ты могла после того, что видела, перевязывать Гисборна?!