Гай же, напротив, с удовольствием сделал глоток. Замешательство обычно такого самоуверенного Лончема забавляло его: там, где он почти освоился, Лончем спотыкался на каждом шагу, как слепой в лабиринте.
– Нет, Роджер, отнюдь не смеюсь. Сэр Гилберт предоставил дочери право сделать самостоятельный выбор. Именно так! – подтвердил он, встретив откровенно недоверчивый взгляд Лончема. – Она первая красавица графства, и ей сделал предложение, наверное, каждый из неженатых и равных ей рыцарей. Но никто пока не нашел дорогу к ее сердцу. В начале февраля ей исполнится восемнадцать, а она все еще не замужем.
– А ты, Гай? Ты тоже делал ей предложение? – неожиданно спросил Лончем, впившись взглядом в лицо Гая, не слишком рассчитывая на ответную откровенность.
Но Гай, грустно улыбнувшись, ответил с внезапной прямотой:
– Я сделал ей предложение в первый же месяц нашего знакомства. Я был очарован ею, как ароматом весенних цветов.
– И она отказала тебе? Почему? Ведь ты богат, родовит, к тебе благоволит принц Джон, и только сэр Рейнолд пребывает в заблуждении, кто на самом деле олицетворяет власть в Ноттингемшире!
– Она сказала, что наш брак не будет удачным, – кратко отозвался Гай, и его лицо приняло замкнутое, отчужденное выражение.
– И только?! – искренно удивился Лончем. – И ты согласился с таким смехотворным отказом?
– Согласился и не счел его смехотворным: она это так сказала! Даже с сочувствием, что вынуждена огорчить меня. Ты не поймешь меня, Роджер, но таким отказом она еще больше очаровала меня. Я стал искать с ней встреч и, чтобы она не сочла меня навязчивым искателем ее благосклонности, сумел убедить ее в своей дружбе. Сам же изучал ее и пытался понять, что породило в ней уверенность в том, что мы не подходим друг другу. После ее затворничества в охваченном мором селении я подумал, что она права.
Лончем как в молитве возвел взгляд к потолку и сокрушенно заметил:
– Я тебя не узнаю, Гай! Ты – и такая чувствительность! Будто ты не смог бы привести ее к послушанию и укротить ее нрав?
– Разумеется, смог бы. Но, как ты верно подметил, она представляет для меня ценность такой, какая она есть. Я не хочу разрушать то, чем дорожу.
Лончем пристально посмотрел на Гая и, утвердившись в мелькнувшей у него догадке, рассмеялся:
– Я понял! Если меня влечет ее тело, то ты жаждешь обладать ее душой. Зачем тебе это, Гай?
– Потому что ее душа исключительно прекрасна, – ровным тоном ответил Гай, – а я люблю прекрасное.
– Особенно если это прекрасное безраздельно принадлежит тебе?
– Как получится. Даже если не принадлежит и никогда не будет принадлежать, я все равно намерен сейчас и впредь оберегать то, что меня восхищает, от любых угроз.