– Что же за дело тебя привело? – спросил он, разливая вино по кубкам. – Хотя никакое дело не может быть помехой глотку хорошего вина в компании доброго друга!
Отец Тук повернулся к Робину, чтобы протянуть ему кубок, но заметил что-то непривычное в глазах лорда Шервуда, отчего, так и не передав Робину кубок, опустился на скамью рядом.
– Ну говори, – предложил он, не сводя встревоженных глаз с лорда Шервуда, который выглядел очень усталым, и не телом, а душой. – Да все ли живы и здоровы? Неужели кто-то получил рану и настолько плох, что его необходимо срочно исповедовать?
– Да, – одними уголками губ усмехнулся Робин и, встретившись взглядом с отцом Туком, признался: – Меня, святой отец. Я нуждаюсь в исповеди.
Отец Тук окинул Робина недоверчивым взглядом и медленно поднес кубок к губам.
– Решил пошутить надо мной?
Робин покачал головой.
– Нет, святой отец, мне не до шуток.
Встревожившись еще больше, отец Тук поставил так и нетронутый кубок на скамью и внимательно посмотрел на лорда Шервуда.
– Тогда начинай, сын мой, – тихо предложил он. – Говори, что тяготит твою душу.
И Робин, глядя перед собой, негромким ровным голосом начал говорить. По мере того как продолжалась его исповедь, голос Робина менялся, а на лице священника отразилась целая радуга чувств: сначала удивление, потом понимание, а в самом конце лицо отца Тука приняло выражение глубокой печали.
– Надо же! – отозвался он тяжелым вздохом, когда исповедь лорда Шервуда закончилась, и сокрушенно покрутил головой. – А я ведь, как все в твоем Шервуде, был уверен в том, что любовь к женщине не занимает тебя. Такая любовь! Оказывается, ошибался. Хотя что тут удивительного? Она и впрямь замечательная девушка, редкостная по красоте и облика, и души.
Услышав эти слова, Робин удивленно приподнял бровь.
– Ты говоришь так, словно в точности знаешь, о ком шла речь. А ведь я не назвал тебе имени!
– Да, имени ты не назвал, – с грустью усмехнулся отец Тук, – но в остальном описал так красочно, что невозможно было не узнать. Она моя духовная дочь, Робин, так что мне не составило труда понять, о ком ты говорил.
Он повернул голову к Робину и, встретив его настойчивый, вопросительный взгляд, едва заметно пожал плечами.
– Ты ждешь от меня каких-то слов? Каких, Робин? Мне надо еще раз сказать, как называется чувство, которое родилось в твоем сердце?
– Нет, – покачал головой Робин, по-прежнему не сводя глаз с отца Тука. – Я уже сам и давно понял, как его следует называть. Подскажи, что мне с ним делать, святой отец.
Священник возвел глаза к сводам церкви и долго молчал, размышляя над ответом.