Наше молчание напоминало салон.
- Это ужасно, - выдавил Умберто без малейшего выражения.
Он еще надеялся, что я заговорю, но я почувствовал, что он дошел до предела и воздержался от этого.
- Что же вам сказал этот бедный Донато?
- Я вам сказал: кое-какие вещи.
- Какие вещи?
Я проделал с ногтями ту же операцию, но на другой руке.
- Знаете, Тото, когда человек, на которого напали, делает перед смертью заявление, то его следует передать только полиции.
Он глубоко вздохнул, как ребенок, который долго плакал.
- Сколько? - жалобным тоном спросил он.
Магическое слово! Сколько в нем самоотречения! Высшая самоотверженность! Самопожертвование! "Сколько"! Сколько за то, чтобы секрет был сохранен! Сколько за то, чтобы быть спокойным?! Чтобы мерзость была скрыта, порок был неизвестен, честь женщины спасена!
- Это зависит от вашего доброго сердца, - ответил я, приветливо улыбаясь.
У бедного монсиньора изменился цвет лица. Можно было подумать, что он спал в экспрессе.
- Пятьсот тысяч лир!
- Вы принимаете меня за нищего, Тото. Лира - такая жалкая монета.
- Тогда сколько же вы хотите?
Его жалкое представление о лире и его предложение указывало на то, что чего он опасался было не таким уже серьезным. Но, может быть, он скупой?
- Десять миллионов, - брякнул я наугад, - и это моя последняя цена.
- Нет, пять миллионов, а это как раз та сумма, которую я дам полицейским, чтобы замять дело, так что видите...
Я дал ему небольшого тумака и вытащил удостоверение.
- Полюбуйтесь немного на этот пейзаж, Умберто.
- Полиция! - воскликнул он. - Французская полиция! Но что все это означает?
- То, что вы все мне объясните, дорогой маркиз. Донато, увы, был уже мертв, когда я его обнаружил, но я вам сказал неправду, чтобы узнать правду. Итак, вы скажете мне всю правду. Если вы этого не сделаете, я устрою такую бурю с громом, что вам вашими пятью миллионами придется успокаивать журналистов.
Бедное создание разразилось конвульсивными рыданиями. Оно стучало ногой, терло лицо и проливало горькие слезы на шелк дивана.
- Вы очень злой, очень отвратительный полицейский, - сетовал Умберто.
- Вместо того, чтобы изливать свою экспансивность, вы бы сделали лучше, если бы осведомили меня. Если вы будете говорить серьезно, я сделаю так, что вы окажетесь в стороне от этого отвратительного дела, и это даже не будет стоить вам ни одной лиры.
Наводнение слез сразу прекратилось.
- У меня есть ваше честное слово?
- Вы его имеете, но никому об этом не говорите: оно было последним, что у меня оставалось. Итак, прекрасный блондин?!