– Почему? Пушкина читают многие.
– В переводе? Переводить Пушкина невозможно, смысл, тот тонкий смысл, понятный только в тексте оригинала, неуловимо исчезает, тает, уходит сквозь строки.
– Вот, черт! И предположить бы никогда не смог, что так все обернется.
– Не упоминайте всуе имя господа своего.
– Не юродствуйте, Отто Карлович. Как же Вы, все-таки, вычислили меня?
– Да, вычислить Вас было непросто, пришлось поработать, но бывшие русские друзья помогли. Пришлось даже старика Керенского побеспокоить.
– Керенского? Где он сейчас?
– Будто Вы сами не знаете. В Штатах. Но от дел отошел, давно. До сих пор обижается, что в России распространяют слухи, будто он бежал, переодевшись в женское платье.
– Да? Первый раз слышу. Знаю, что он не переодевался, уехал из России на машине американского посла.
– Ладно, Бог с ним, с Керенским. Но Вы-то хороши, Алексей Петрович! Васильев, Вальсингам. А что? Созвучно. Мистикой увлекаетесь? Полутьма, свечи, страшные ритуалы. Младенцев Ваалу в жертву не приносите?
– Оставьте, какие жертвы? Мы цивилизованные люди.
– Но принесли же Вы в жертву своим амбициям миллионы жизней русских людей. Все с Вас началось, в феврале семнадцатого.
– Мы несли России демократию и свободу. Мой дед в декабре 1825 года на Сенатскую площадь вышел, а царь Николай сгноил его в Сибири. А какой человек был! С Пушкиным за руку здоровался. Сам Александр Сергеевич нас поддерживал, был бы он в Питере тогда, был бы с нами.
– С вами? Да, он поначалу увлекся красивыми идеями, но потом там, в Кишиневе, когда его к масонам приобщили, понял, какую свободу вы несли народам России. Понял и порвал с декабристами.
О горе! О безумный сон!
Где вольность и закон?
Над нами
Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
Вот, что писал он о революции во Франции. Знал, в России будет не лучше.
Я плахе обречен. Последние часы
Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы
Над равнодушною толпою.
А Вы говорите, что Пушкин поддерживал декабристов.
– Полно, Отто Карлович. Думаю, не для того Вы ко мне явились, чтобы Пушкина читать.
– Правильно думаете.
– Так что Вы хотели от меня? Или от нас с баронессой?
– Вы с баронессой ищите рукописи, в которых изложено учение Христа. Истинное, а не то, что выдумали евангелисты триста лет спустя.
– Вы тоже ищите их. Не так ли?
– Так. Но поиском этих рукописей занимается потомок инквизитора, отца Филата.
– Кто такой?
– Добрый знакомый нашей баронессы, штандартенфюрер Генрих Гофман.
– Он? Потомок инквизитора? Так вот в чем его интерес.