– А Вы что, думали, он действует в интересах Рейха? Не задумывались, откуда ему об этих рукописях известно? Это предание передавалось от отца к сыну. Так вот, Алексей Петрович, мне не хочется, очень не хочется, чтобы рукописи эти попали в руки нацистов.
– Здесь наши интересы совпадают. Обещаю Вам, что штандартенфюрер не получит рукописей.
– Какие у Вас планы относительно него?
– Никаких. Он мне не интересен.
– Мне тоже. Но я дал ему гарантии безопасности.
– Напрасно. Весьма опрометчиво с Вашей стороны. За его жизнь я не дал бы и пфеннига.
– Чувствуется, что Вы, граф, давно покинули Россию. В России говорят: «И гроша ломаного не дал бы», а в остальном с Вами согласен, но я дал слово, а слово, данное врагу, нужно держать. Этого требует честь офицера.
– Врагу? Он Ваш враг? А я считал, что Вы делаете одно дело.
– Дело-то одно, но по разные стороны окопов. Я русский офицер и давал присягу русскому народу.
– Вы присягали царю. Царя нет. Революция освободила Вас от присяги.
– Царя-то нет, а русский народ, Россия – остались.
– Большевистская Россия, заметьте.
– Да, большевистская. Но другой России нет.
– Не понимаю Вас, Отто Карлович. Вы немец, потомок древнего рода. Вы в Германии. Что Вам Россия?
– Великая императрица, Екатерина Вторая, заметьте, граф, тоже немкой была, но России служила. А Вы, потомственный русский дворянин, всю свою никчемную жизнь потратили на то, чтобы Россию эту уничтожить.
– Уничтожить? Да, уничтожить. Но не Россию, а дикость российскую, приобщить народ к европейским ценностям.
– И как? Приобщили? Всю страну кровью залили. И тогда, в гражданскую, и сейчас. Ведь идея натравить Гитлера на Россию ваша, масонская.
– Кровь, Отто Карлович, да будет Вам известно, – смазочный материал истории.
– А сами? Не желаете стать этим смазочным материалом?
– В мире есть рабы, есть господа. Мы над теми и над другими. Наша кровь для смазочного материала не годится. Голубая она. Если нас не станет, то кто же управлять миром будет?
– Голубая, говорите? Это легко проверить. Могу сдать Вас со всеми потрохами штандартенфюреру СС Гофману, тогда и посмотрим, какого цвета у Вас кровь.
– Жестоки Вы, Отто Карлович, жестоки. Трудно Вам с людьми ужиться. На меня еще с февраля семнадцатого зло держите. С людьми, с человеками, по-человечески надо бы. А Вы…
– А Вы себя человеком считаете? Вы – демон, Алексей Петрович. Демон. И имя себе соответствующее выбрали. Вальсингам. По миру чума коричневая ползет, а ей гимн поете. Не боитесь, что и Вас скоро повезут на черной телеге?
– Бросьте, какой я демон? Я просто часть системы управления. Надо мной есть те, кто знают больше, знают то, что нам с вами знать не положено.