– А я, Алексей Петрович, разведчик. Профессия у меня такая, добывать знания, которые от меня скрывают. Потому и ищу рукопись, познание истины – это тоже разведка.
– Ну и ищите свою истину. Я, со своей стороны, гарантирую, что рукопись к нацистам не попадет, и штандартенфюрера трогать не будем, если, конечно, он сам глупостей не наделает.
– Значит, договорились. Это все, что мне от Вас было надо. С тем и откланиваюсь, – слегка склонив голову, произнес Отто, и, уже обращаясь к баронессе на немецком, сказал: – Идемте, баронесса, больше нам здесь делать нечего.
Баронесса, не знавшая русского, ни слова из их беседы не поняла. Но растерянность Мастера, выражение его лица, которое она привыкла видеть надменным и непроницаемым, повергло ее в шок. Вышли молча, и уже на улице Отто сказал:
– Благодарю Вас, баронесса, Вы свободны. Вот Ваша машина. Шофер ждет. Приношу свои извинения за те неприятные минуты, что Вам пришлось пережить, но мне очень нужна была эта встреча. Еще раз простите.
– И что? Что теперь? – упавшим голосом спросила она. – Что мне делать?
– Ничего. Делайте то, что и раньше, общайтесь с Мастером, ищите рукописи, но особо не усердствуйте, Мастер Ваш, не тот человек, на которого можно положиться. Если найдете силы в себе, сумейте вовремя от него отказаться, раньше, чем он окажется от Вас.
– А на Вас? На Вас положиться можно?
– На меня можно. Нужна будет моя помощь, а я думаю, она Вам скоро понадобится, обращайтесь. Как найти меня, знаете. Теперь прощайте, или до встречи, как выйдет.
Отто проводил баронессу до ее автомобиля, открыл ей дверцу, помог сесть. Машина отъехала, обдав его синим дымком и бензиновым перегаром, а он, сев за руль своего «оппеля», направился домой, в старинный особняк на самой окраине города.
Штандартенфюреру СС Генриху Гофману удалось обнаружить вторую картину только в ноябре 1944 года, он объездил весь остров Рюген, обследовал все музеи и частные коллекции, но не увидел ничего, хоть отдаленно напоминающее предмет своих поисков. Он не допускал, что Отто фон Краус мог обмануть, потому продолжал искать, несмотря на неудачи, постоянно преследовавшие его.
Был обычный, серый, холодный осенний день, низкие, тяжелые, мрачные облака с рваными краями ползли с Балтики, принося на остров сырость и дождь. Порывы ветра гнали по улицам мокрую опавшую листву, заметая дороги, тропинки, заметая прошлую жизнь; все былые надежды тлели на угасающих кострах сгоревших листьев, в них догорали судьбы людей, некогда с восторгом воспринимавших приход к власти фюрера, свято веря в то, что он приведет их в новую, светлую жизнь. Генрих подумал, вот и его жизнь так же тлеет на этих кострах, сгорает, как сгорали жизни людей на кострах инквизиции, кострах зажженных его далеким предком.