– Что нам нужно? – переспросил, ухмыляясь, фриц на достаточно хорошем русском. – Сейчас мы осмотрим эти дома, возьмем, что нам надо и после того решим, что с вами делать.
– А мы решим, что с вами, – снова беззвучно пробурчала под нос Павловна.
Настя хотела выйти. Очень хотела. В другое время она бы вышла во двор также, как и тогда, когда забрала Марусю из немецкого автомобиля. Но сейчас она была в погребе вместе с остальными: с Таней и ее Кузьмой, с Никитичной и Шурой, другими девчатами… Настя, все же, сидела выше всех, на ступенях, сжимая автомат, готовая, в случае, если немцы войдут в дом, коли не глазами их повалить, то выстрелить в них.
Но на улицу нос не совала. Не рисковала.
Девятеро против одной. Оружие против… глаз?
Слишком далеко они стояли. Не видела Ягарья их зрачков.
Двое занимались тем, что погружали в один из автомобилей своих троих убитых, обсуждая между собой, что же между ними произошло. Один из них утверждал, поглядывая на Ягарью, что баба та русская, хоть и говорит, что немка – ведьма. Второй ругался на него, говорил, чтобы тот не болтал подобную чушь, а молча делал свое дело.
Девушки, что от страха жались друг ко дружке, плакали. Беззвучно по щекам стекали слезы, а пара немецких солдат, которые держали направленные на них автоматы, уже представляли, как затащат их в дом. Ягарья это видела и все понимала.
– Lass sie gehen (Отпусти их), – смирившимся тоном сказала она фрицу, что говорил с ней.
Тот ничего не ответил, только махнул автоматом, показывая, что женщина должна присоединиться к остальным.
Двое вошли в один из домов и через пару минут выгнали из него нескольких женщин и детей. Среди них были и деревенские дети. Затем немцы вошли в дом, где жила Ягарья.
Рука не дрогнула, хотя сердце колотилось, как бешеное. Настя не стала ждать, когда подействуют ее чары: слишком далеко лицо фрица было от ее глаз. Она нажала на курок и не отпускала его, пока не уложила обоих, один из которых рухнул в погреб к напуганным женщинам. Для Насти то мгновение, пока она стреляла, показалось вечностью, хотя ушло у нее на это не больше двух секунд.
Услышав стрельбу в доме, фриц приказал еще двоим, тем, которые укладывали погибших, проверить, что происходит в доме, а сам взвел курок, направив его на толпу, стоявшую перед ним. Ближе всех стояла властная женщина, которая именовала себя хозяйкой усадьбы. Справа от нее, сжимая ее руку, словно ребенок, прижималась к ней Маруся. Немец решил, что это были мать с дочкой.
– Не бойся, девочка, – шепнула ей Ягарья Павловна и улыбнулась, – если что, помни: ты свободна. Лети, моя ласточка, спасайся!