Но это мелочи в масштабах вообще опасной в те времена жизни, поэтому внебрачный секс, а тем более близость за деньги считалась эрзацем, дешевой заменой настоящего удовольствия, которое можно получить лишь со своею женой. До пояснений Фройда, подобные рассуждения Михалыч счел бы продуктом пошлого и бездарного морализаторства.
Но Фройда трудно заподозрить в этом грехе. А он подтверждал, что только сношение с женой можно считать полноценным. «Настоящим» его делал риск, гораздо больший, чем сифилис, от которого всего лишь проваливался нос, выпадали зубы и волосы, а человек загнивал, под презрительные взгляды окружающих.
Страшен он был потому, что в те времена от него рождались дети. Они появлялись каждый год с завидным постоянством, с неизбежностью горного обвала, с неотвратимостью цунами, сметавшего все на своем пути. Если представить, что это 4, 8 или 10 ребенок, еще один орущий по ночам рот, который нужно кормить, одевать и обхаживать, понять природу этого ужаса не составляло труда.
Фройд писал, что многократно давал слово больше никогда не спать с женой, категорически запрещая давать ему, как бы он ни просил. Она соглашалась, как и он, не желая появления новых отпрысков.
Но больше месяца удержаться он не мог. Чудовищная сила либидо брала верх над волей, и он вновь, и вновь трахал свою женщину.
Именно тогда, во время такого секса, он испытывал наибольшее наслаждение. В нем сочеталось и опустошение после долгого воздержания, и легкое насилие над виноватой, ослушавшейся его женщиной, и ощущение риска, и чувство вины. Вины не перед далеким и безвидным Богом, а перед самим собой, смертельно уставшей женой, уже имевшимися, никогда не евшими досыта детьми, своим свободным временем, возможностью хотя бы ненадолго протянуть ноги после работы, перед еще не написанными книгами, только вызревавшими в голове.
В понимании того загадочного для нас времени, затерявшегося в сумраке последней сотни лет, образ женщины ассоциировался не как сегодня – с вагиной – трубчатой мышцей для доения члена, а с ее величеством Маткой – правопреемницей Бога на земле, неумолимой чередой порождающей все новых претендентов на земные муки.
В те времена женщина, взгромоздившаяся на «ложе любви», была и не женщиной вовсе, вернее не столько женщиной, сколько рулеткой.
Женщина – лотерея. Женщина – тотализатор. Однорукий бандит с двумя руками.
А у некоторых, водилась еще и третья – между ног. Дерни за ручку – выиграешь джекпот.
Еще один, страшный, орущий.
А ручка манит, зовет! Выделяет феромоны…
Конечно, можно обойтись и без рулетки, как теперь. Как и без алкоголя в пиве. И даже, говорят, кому-то такое пиво нравится!