Но это было поправимо.
В конце концов, подчищать сюжетные огрехи – штатная обязанность Литератора.
Придвинув клавиатуру, Вика долго листала странички Ютуба. Наконец, она нашла, что искала. Старое довоенное танго. Несколько минут она слушала его, откинувшись в кресло. Ее руки потянулись к планшету и забегали по клавишам:
Это была Аквитания – лесистые холмы, неспешные потоки, несшие воды под скалами. Полуразрушенный донжон старого замка с замшелыми стенами из грубо отесанных блоков, зарос плетями дикого винограда. Единственный вход в него проходил через ветхого вида, но еще крепкий, некогда бывший подъемным мостик, переброшенный через ров, на дне которого темнела вода, покрытая ряской и крупными листьями водяных лилий, теперь почти невидимых в сгущавшемся сумерке осеннего вечера. Настил врос в окружающий грунт, его массивные цепи провисли и были обвиты зелеными гирляндами вьюнков, украшенных белыми, синими и бордовыми цветами. Где-то наверху, на стыке серого камня и уже темневшего неба, неярко светилось оконце. Всполохи огня, с трудом прорывались сквозь старое, почти непрозрачное стекло и бросали едва различимые блики на его неровные откосы…
Майор указал Леваневской на постамент:
– Что-то мы заболтались. Марта, включи музыку! Мадам! – Ваш выход! Мы все – внимание!
Женщина вздрогнула. Как могла, она оттягивала этот момент. Однако уже зазвучала музыка. Раздался голос Лео Моно́нсо́на.
Древняя скользкая тварь влезла на ветку, раздула горловые мешки и начала свой концерт. Ее икра, ощутив священные вибрации, немедленно взволновалась, дала обильный пенный сок и начала движение в сторону выходных отверстий.
Это было – «Ты украл мое сердце»:
Колдовством своей скрипки
Ты украл мое сердце.
Песнь любви без ошибки,
Меня манит к тебе.
Будем мы неразлучны
Словно птицы и небо
Словно море и ветер
Пока живем.
Ее любимое танго. Множество раз она слушала эту пластинку, знала каждую ноту, каждый пассаж голоса. Танго струилось. Голос Лео обволакивал тело, разливался по жилам, болезненно и томно натягивая их, словно струны.
В такие моменты Леваневская сама ощущала себя скрипкой. Страстно хотелось, чтобы ее вынули из футляра, прикоснулись к ней ласковой и твердой рукой, и извлекли из нее мелодию. Такую же прекрасную. Кровь вскипала крошечными пузырьками, которые, двигаясь, заполняли самые укромные уголки тела, заставляя вибрировать в такт волшебным звукам.
Именно тогда, когда она слышала эту мелодию, она с наибольшей силой ощущала себя женщиной. В одиноких грезах, в пустой холодной комнате, куда она возвращалась после работы, при звуках этой мелодии мерзости жизни отлетали прочь, и даже образ Гюнтера переставал мучить душу.