[72]. С первого взгляда!
Вечерами, срывая ей ветки сирени, Ежи читал стихи. Он тогда был и поэтом (впрочем, любовь всех делает поэтами). Кажется, что и в полтавских ночах «Маруси Чурай» есть отсветы той переделкинской любви (с учетом того, конечно, что Ежи-Ян — не изменщик Грыць).
Любились ми, не крилися. У мене
душа, було, піснями аж бринить.
У цій любові щось було священне,
таке, чого не можна осквернить
[73].
Кто ж этот чудесный поляк? Он был погодком Лины, только родился чуть позже, в мае (как раз когда зацветает сирень), в Кракове. Во время войны остался один в оккупированной древней столице, а мама и брат Марек погибли в Освенциме. В подростковом возрасте мальчик участвовал в движении Сопротивления. После войны Ежи рос и воспитывался в интернатах, детских домах польской Силезии. Получив диплом о среднем образовании, поехал в Москву. В Литературном институте учился в семинаре Константина Паустовского. И главное — встретил Лину.
История эта кажется слишком красивой для того, чтобы быть правдой. Тем не менее, это правда. Поэтесса так рассказывала Оксане историю знакомства с Ежи-Яном: «Переделкино. Дача Пастернака. Весной через забор его дачи перевешивалась сирень, и Ежи, твой отец, сломив несколько веточек, дарил мне ту сирень в капельках росы»[74]. (Позже, как бы в отдарок за ту сирень Костенко напишет «Гілочка печалі на могилу Пастернака»; кроме того, это будет еще одним поводом, чтобы назвать детский сборник «Бузиновий цар»). В капельках росы — значит ранняя, утренняя. Впрочем, тогда все смешалось — день-ночь, сад-лес, лето-снег, счастье-грусть.
Ми з тобою такі безборонні одне перед одним.
Ця любов не схожа на таїнство перших причасть.
Кожен ранок був ніччю. Кожна ніч була передоднем.
Кожен день був жагучим чуттям передщасть
[75].
* * *
Сади стояли в білому наливі.
Іскрив зеніт, як вольтова дуга.
А ми були безсмертні, бо щасливі.
За нами пам’ять руки простяга
[76].
* * *
Було нам тоді не до сміху.
Ніч підняла завісу —
біла симфонія снігу
пливла над щоглами лісу.
А ліс, як дрейфуюча шхуна,
скрипів, у льоди закутий…
І хлопець, зворушливо юний,
сказав із дорослим смутком:
— Ти пісня моя лебедина,
останнє моє кохання…
В такому віці людина
завжди кохає востаннє.
Бо то уже справа гідности —
життя, бач, як сон, промайнуло.
Підлітки для солідности
Но в Советском Союзе с 15 февраля 1947 года действовал Указ Президиума Верховного Совета «О воспрещении браков между гражданами СССР и иностранцами». После смерти диктатора ослабление наступило не сразу. Отменили указ только в 1954 году. Лина и Ежи-Ян смогли пожениться. Он закончил институт в 1955 году, она — годом позже. Дочь Оксану Пахлёвскую Лина Костенко родила уже в Киеве (сентябрь 1956-го). И уже не было законов, мешавших им быть вместе. Краковянин Пахлёвский бредил морем. По окончании Литинститута он поехал в портовый Щецин обустраивать жилье для семьи. Мечтал о том, как в будущем они вместе пойдут в кругосветное путешествие на яхте. Но… Две сильных личности принадлежали не только друг другу, однако и разным странам, разным народам. Он не смог жить в Киеве, она — в Щецине. И они расстались.