Мне стало неуютно под этим взглядом. Чего она так смотрит? Узоров на мне нет, и пряников в котомке, чтоб одарить, тоже. Пускай лучше на Сухача смотрит, он всё одно её не замечает.
К женскому роду я отношусь настороженно – опасаться его следует, а после встречи с этой девкой Милославой и вовсе никак относиться не буду. Ну их всех, одни печали да неудобства только. Лучше я сам как-нибудь, один… Жил же раньше? И ещё проживу.
– Это младшенькая моя, – подхватывая девчушку на руки, молвил Ёрш. – Страсть как любопытна. Вы уж не гоните её прочь, гости дорогие. Жёны – они все такие, даже в малом возрасте. А второй как эта и вовсе не сыщите.
Я бы мог сказать, где ещё одна такая сыщется, но не стал. Не буди, как говорят, лихо, пока оно тихо, тем более что с тем лихом мне ещё придётся столкнуться. Так зачем поминать заранее? Лучше поберегу покой свой для будущих потрясений.
Ёрш сел за стол супротив нас и устроил девчушку на коленях. По всему было видать, что любит он её вперёд сынов своих и балует всячески. Оно и понятно. Каждый муж о сынах только мечтает, и в первенце всегда сына видеть хочет – наследник, защитник, роду продолжатель. Но то лишь отговорки. Стоит ему дочку родить – и уже с рук её не спускает, будто она самое большое его богатство. Ну и чему верить: глазам или словам? Хотя какое мне, в общем-то, дело. Сам-то я не то, что детьми, женой обзавестись не сподобился. Малюта часто меня корил: состаришься – чаши с водой никто не подаст. Правду, конечно, волк старый молвил, вот только не ссудили боги справедливые мне любви. А без любви какая жизнь? Эх, Леля, Леля…
Встретил нас Ёрш неприветливо, однако хозяином оказался радушным. Жена его и две чернавки выставили на стол разносолов всяких, отчего даже Сухач, привыкший к хорошей пище, и тот подивился. В глубокой глиняной мисе дымилась пареная свинина, рядом встала греча рассыпчатая, обильно сдобренная свежим коровьим маслом. В мисах помене плавали в рассоле огурчики, грибочки, капустка квашенная. Отдельной горкой возвышался зелёный лучок, свеженький, только с грядки. Подле расположились копчёные на можжевеловых и яблоневых веточках золотистые караси. Ну и, конечно же, коврига горячего ржаного хлебушка. Для двоих путников, целую седмицу ничего кроме сухарей да сырой водицы не пробовавших, это настоящий пир. Мы навалились на еду, а хозяин знай подливал в ендову терпкого яблоневого квасу да приговаривал, чтоб налегали шибче.
Я так понял, что гости в это селеньице заходили не часто, особливо с полянской стороны. Из всех гостей тут разве что княжьи разъезды бывают да разбойники. А если вдруг заглянет купец какой, так и тот случайно – дорогу торговую сюда ещё не протоптали. Потому видно было, как чесались у старейшины вопросы на языке, как хотелось ему порасспросить нас о новостях киевских, но законы гостеприимства нарушать негоже. Вот и терпел Ёрш, ждал, пока мы насытимся.