Распутица была такая, что похоронная процессия так и застряла бы на подходах к кладбищу, если бы Семен прежде не договорился с молодыми казаками, привезти из карьера по несколько мешков щебня, так что процессия смогла пройти до кладбища и обратно, а гроб пришлось закапывать холодной, насквозь промокшей землей.
Люба сделала для своей несостоявшейся свекрови такой красивый венок из бумажных цветов, что в станице еще долго шептались, какая у Гречкив дочка-рукодельница.
Никто не знал, что девушка над венком просидела всю ночь, и ей пришлось распустить сделанный прежде букет, который она готовила уже на Рождество.
Когда гроб засыпали землей, Люба повесила на крест свой венок и, случайно подняв голову, увидела благодарный взгляд Митьки. Кажется, он даже чуть заметно кивнул ей, но тут же его глаза враз будто остекленели.
Этого легкого кивка хватило Любе на то, чтобы весь день о нем думать, и жалеть его, и представлять себе, как бы она пришла в его приземистую хату, и смогла стать для него и утешением, и лучом света… Правда, сам Дмитрий не спешил, хотя бы просто подойти к ней, поговорить. Он не нуждался в Любином утешении!
Семен вкратце рассказал ей о планах Дмитрия, но девушка все не могла поверить, что тот уезжает в такую даль из-за какой-то шашки! И даже высказала вслух, что Митька вовсе не казак, если забыл о своих жизненных обязательствах… Ей казалось, что со службы она могла бы его ждать и на что-то надеяться, а из города Златоуста никогда не дождется.
Ровно через десять дней, накануне справив поминки по матери при помощи женщин станицы, Дмитрий Иващенко пришел к хате Гречко с большой дорожной торбой за плечом.
Он привязал своего коня возле старой акации и ждал, когда к нему выйдет Семен – они заранее договорились. Люба тоже подскочила, хотя на подворье стояла тишина, и Жук, хорошо знавший Митьку, голоса не подавал.
Девушка набросила свой кожушок, в котором ходила по подворью, не ко времени было наряжаться, и поспешила следом за Семеном.
Тот попытался прикрикнуть на сестру, мол, она помешает, а ему с другом поговорить надо, но Люба твердо сказала:
– Я все равно пойду, Сема!
И он понял, что отговорить ее не удастся. Вышел за калитку, кивая на сестру.
– Вот, уходить не хочет.
– Пусть остается, – махнул рукой Дмитро. Впервые за все время, что она его знала. Раньше, чтобы поговорить по-мужски, они всегда ее прогоняли.
Некоторое время друзья молчали, присев на сырую лавочку у калитки, а потом Дмитрий заговорил:
– Я вчера вирши сочинил.
Дмитро опять сочинил вирши? Семен думал, что у него это так, одна забава. Тот, из кого получился бы отличный рубака – Семен видел, как друг на скаку срезает лозу – мечтает то шашку изготовить, то вирши сочиняет… Все-таки видно по нему, что Митька рано потерял отца, и деда у него не было, и крестный помер, вот он и вырос какой-то… неустойчивый!