Мне подмигнули два волка сразу.
Один, белее белого снега,
Второй, чернее ночи черной, – Любка с маху окунула тряпку в ведро с силой отжала. —
А сердце рвала тревога, – хотелось как-то показать движением, но не получилось, вышло не то, чтобы театрально, неуклюже. —
Светила Луна, наполняя мир светом.
И черный ворон кричал на дереве…
– Это ты сама сочинила? Красиво.
Любка вздрогнула. Голос Инги словно пробудил ее. Она стояла внизу, оперевшись на перила, и улыбалась.
– Нет, в книжке прочитала… – Любке не нравилось, когда на нее кто-то пялился, да еще из школы. Когда за нею подсматривали, все получалось вкривь и вкось. – Ты что тут делаешь? Дом быта сегодня не работает, а почту три часа назад закрыли.
– Я знаю, – по-будничному сообщила Инга. – Я… Я к тебе пришла.
– Зачем? – у Любки отвисла челюсть – половую тряпку она чуть не выронила, успев сообразить, что почти не держит ее.
– Ну… – Инга как-то неопределенно пожала плечами. – Просто… Мы от Аллы Игнатьевны открытку на праздник получили, она передает тебе привет.
– А… ну, ей тоже… – раздосадовано произнесла Любка. Любимая учительница теперь отписывалась двумя словами и очень редко. – Мы почти не переписываемся уже, – буркнула Любка. – Я пишу, а она не отвечает. В смысле, отвечает, но как будто не читает моего письма. Наверное, не читает.
Инга покачала головой, поднимаясь до Любки.
– Нет, это не так, ты на нее не обижайся. Может, и не читала… У нее ребенок родился, а жизнь… Не все так хорошо. Наверное, она просто не хочет никому рассказывать. Нам она тоже давно о себе не пишет. Муж у нее… козлом оказался.
Любка почувствовала, как сердце пронзила боль. Не мигая, она смотрела на Ингу, изучая ее лицо. Похоже, не врала. Во всяком случае, радости во взгляде не было. Сразу, как Алла Игнатьевна уехала, она писала ей раз в неделю. Писала бы чаще, но не хотелось надоесть. Старалась, чтобы письма были оптимистичнее, больше рассказывая не о своей жизни, а о том, что думает. Месяца три учительница ей отвечала, давала разные советы, и вдруг писать перестала. Письма стали короткими, как будто отписывалась, или просто приходила открытка, а с августа не было ничего, как будто она про нее забыла. Насильно мил не будешь, Любка тоже постаралась больше о ней не думать.
– А ты откуда знаешь? – быстро спросила она.
– От ее родителей. Они ездили к ней в Мурманск. Им она тоже не отвечает на письма. Мама ездила в город, заходила к ним переночевать, – Инга вздохнула. – Он страшно ревнует…
– Ужас! – бледнея, выдохнула Любка, вспомнив отчима и чувствуя, как похолодело и омертвело в груди.