— Мерзавец! — выдохнула Дарлин, пока возилась с ключами. — Ноги моей здесь не будет!
— Эй! А ну погляди! — закричал Томми.
Сван обернулась.
Она с ужасом увидела, что он приплясывает в ее садике, острыми носками ботинок разбрасывая землю, топча каблуками цветы. Она прижала руки к ушам, потому что слышала предсмертные стоны растений, похожие на звук, с которым рвутся чересчур туго натянутые струны гитары. Томми ухмылялся и дурашливо подпрыгивал, потом сорвал с головы кепку и подбросил ее в воздух. Ярость внутри Сван раскалилась добела, и она пожелала, чтобы дядя Томми умер в наказание за то, что уничтожил ее садик. Но потом вспышка гнева прошла, осталась только резь в животе. Девочка ясно увидела Томми таким, каким он был: жирный лысеющий дурак. Все его богатство составляли разбитый трейлер и тягач. Здесь он состарится и помрет и не позволит себе никого полюбить — потому что, как и ее мать, боится слишком близко сходиться с людьми. Все это она увидела и осознала за секунду. Она поняла, что, с каким бы наслаждением он ни уничтожал ее садик, закончится все как всегда: он будет на коленках мучиться в ванной над унитазом, а когда его стошнит, он уснет одиноким и проснется одиноким. А она всегда сможет вырастить еще один садик, и вырастит его — там, куда они приедут в этот раз, где бы это ни было.
— Дядя Томми?
Он перестал паясничать и скривился от злобы.
— Я прощаю тебя, — мягко сказала Сван.
Мужчина уставился на нее, как будто она ударила его по лицу.
Дарлин Прескотт закричала:
— Да пропади ты, скотина!
И мотор «камаро» загрохотал, как артиллерийское орудие.
Дарлин вдавила ногой акселератор, оставляя тридцатифутовые следы стертой резины, пока колеса не подхватили обороты мотора, и со скоростью ракеты навсегда покинула трейлерный поселок на пятнадцатом шоссе.
— Куда мы едем? — когда прекратился визг шин, спросила Сван, крепко прижимая Коржика к себе.
— Думаю, найдем какой-нибудь мотель и переночуем там. А утром съезжу в бар и попытаюсь выжать сколько-нибудь денег из Фрэнки. — Мать пожала плечами. — Может, он даст мне полсотни долларов. Может быть.
— Ты собираешься вернуться к дяде Томми?
— Нет, — твердо сказала Дарлин. — С ним покончено. Самый ничтожный человек, какого я когда-либо знала. Клянусь Богом, не понимаю, что я когда-то в нем нашла?
Сван вспомнила: мать говорила то же самое про дядю Рика и дядю Алекса. Она задумалась, пытаясь решить, спросить или нет, а потом сделала глубокий вдох и произнесла:
— А это правда, мама? Что Томми сказал, будто на самом деле ты не знаешь, кто мой отец?