Я постарался сказать как можно ласковее:
– Вероника, я – друг. Теперь ты свободна. Я отведу тебя домой. Не бойся, выходи!
Она застыла, наверное, не поверила услышанному. Повторил:
– Ты свободна! Тебя ждёт мама! – Я не стал упоминать отца. Он – мужчина, а сейчас каждый из них – мучитель, насильник. Лучше не упоминать. – Я не буду тебя касаться. Иди сама за мной наверх. К свободе, к солнцу, к маме!
Намеренно громко ступая, я стал подниматься по лестнице вверх. Уже у двери немного повернул голову и заметил её у начала лестницы. Она шла за мной.
Прошёл по коридору и открыл наружную дверь, ведущую в комнату. Затем вернулся и встал на пороге кухни: труп в коридоре я скрыть не мог, но мне не хотелось, чтобы она видела второго мертвеца. Для её неокрепшей детской психики достаточно и одного.
Когда Вероника робко ступила в коридор, то испуганно вскрикнула, увидев распростёртый труп. Я поспешно выкрикнул:
– Это плохой человек! Он получил своё и больше тебе ничего плохого не сделает. А ты свободна! Иди на улицу, только не убегай. Мы позвоним твоей матери, чтобы она забрала тебя домой. Она не знает, где ты. И ты не знаешь, где сейчас находишься. Я должен сообщить о твоём местонахождении твоей матери. Она приедет и заберёт тебя. Наберись немного терпения. Всё будет хорошо. Ты свободна! Тебя никто не тронет.
Девочка робко прошла меня, держась на максимально далёком расстоянии. Я повернулся к ней спиной, показывая, что у меня нет злонамеренных планов, но краем глаза заметил, что на ней из одежды почти ничего нет.
Забежал в ближайшую комнату, там стояла кровать. Я отшвырнул одеяло и сорвал простыню. Можно было взять что-то из одежды братьев, но я сразу и напрочь отмёл эту идею: ничего ихнего и мужского!
Вероника оказалась молодцом, ждала меня, когда я вышел наружу и протянул ей простыню, предварительно сложив вдвое:
– На, набрось на себя. А потом скажем маме, чтобы она привезла тебе одежду.
Пока девочка это делала, я спросил очень неприятное для неё, но нужное мне:
– Извини, Вероника, я должен тебя спросить: в подвал к тебе спускались оба брата?
Она застыла под простыней и понуро кивнула.
Каюсь, я почувствовал, что на моей душе стало несколько легче: всё-таки брат Самуила тоже заслуживал кары. Если бы это было не так, то я бы счёл его смерть своим упущением и ещё одним грехом, вдобавок ко многим прочим. Вздохнул, увы, все мы – эгоисты в той или степени. И я – не исключение. В первую очередь думал о себе, а не о девочке: два насильника всегда хуже одного. Бедная девочка, что она пережила тут!