Кировская весна 1931-1935 (Ю) - страница 106

Очередь подходит, и Буйко первым выбирает себе чистую кружку из бочки с кружками перед окошком и её протягивает продавщице.

– Мне черного кружку.

В кружку Буйко наливается пиво, он отходит и занимает небольшой стоячий столик. Теперь Гришин выбирает себе чистую кружку из бочки с кружками перед окошком и протягивает продавщице.

– А мне Светлое, ленинградского завода, – попросил продавщицу Гришин.

– Это понятно, что ленинградского завода, других нет. А Вам Светлое № 1, товарищ, или Светлое № 2?

– Это как понять, я по-новому еще не выучил.

– Светлое № 1, товарищ, это ближе к пильзенскому, если по старому говорить, а Светлое № 2 – на венское похоже.

– Светлое № 2, пожалуйста.

В кружку Гришина наливается пиво, он отходит к Буйко.

– Хорошо! – проговорил Буйко, наконец отхлебывая из кружки.

– Петро, ты мне зубы не заговаривай. Объясни лучше толком, чего ты смурной такой последнее время? – затребовал объяснения Гришин.

– Как на духу?

– Не как на духу, бросай уже свои старорежимные словечки. А по-большевистски, начистоту!

– Ладно, – делая первый глоток, отвечает Буйко, – вот смотри, Семён. Мы сумели на протяжении четырех с небольшим лет поднять нашу индустрию на невиданную высоту. Мы сумели создать новые отрасли промышленности, которых старая Россия и наш Советский Союз до пятилетнего плана не имели.

– Так. Это мы прорабатывали. Ты, помнится, политинформацию и доводил.

– Товарищ Киров, подводя на пленуме итоги нашей работы, говорил так: «У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь. У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь. В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест в мире».

– Да, говорил. И?

– И еще до черта всего построили, и читаем это в газетах, и говорим об этом на партсобраниях, и дома с женой делюсь, и в пивной тут с тобой говорю, хотя тебе все это до последней запятой известно.

– Да ты чудак-человек! Это разве плохо? Ты не доволен, что ли? – Удивляется Гришин.

– Семён, я мужчина. Мне 30 лет. Я женат, у меня дочь родилась восемь месяцев назад. Страна в едином порыве свершила небывалый, гигантский скачок вперед. И вот через год дочь заговорит, через два поумнеет и через три-четыре, максимум пять, аккурат к концу второй пятилетки, спросит: папа, а чего за эти четыре года достиг лично ты, чтобы я гордилась не только великим Союзом ССР, но и тобой, папка?

– Загибаешь.

– А я, Семен, отвечу дочке так: я, доченька, как перебирал бумажки в отделе кадров в 1928 году, так и теперь их перебираю, разве только со стола письмоводителя пересел за стол помощника начальника отдела кадров.