Щербаков проснулся и не сразу понял, где находится. Вокруг непроглядная темень. Пошарив руками по сторонам и приглядевшись, он едва различил во тьме светящиеся фосфором циферблаты приборов. Вечерний чай давал о себе знать, поэтому хотелось поскорей вылезти наружу и отлить лишнее. Нащупав выключатель, лейтенант зажег маленькую лампочку, ухватился за рукоятку, открывающую люк и завертел её, заставляя люк медленно подниматься, пока тот не откинулся в сторону. Ветер не прекращался и, казалось, стал еще сильнее. По броне бешено колотились песчинки, сквозь летящие по небу тучи мелькал осколок луны, на мгновения освещая разбушевавшееся море и часть берега. Щербаков высунул голову из люка и замер. Ему показалось, что он видит продолжение сна: в блеснувших сквозь облака лучах луны только черный пустой берег и белеющая пена накатывающих на него волн. Палатка, в которой Сашка несколько часов назад слушал Земфиру в исполнении Гирина, исчезла. Не было и других палаток, располагавшихся на одной линии с танковой. Видно только заметаемые песком танки, стоявшие в два ряда. Сквозь вой бури он услышал крики со стороны расположения танковой и мотострелковых рот. В туалет сразу перехотелось.
Выбравшись из танка, Щербаков пошел на доносящиеся с берега звуки. Увязая в песке, он медленно, как во сне, двигался сквозь ветер в сторону криков. Вскоре стали различимы отдельные слова и сквозь стену несущегося песка можно разглядеть завалившуюся палатку, из которой пытались выбраться танкисты, не успевшие это сделать вовремя. Тент бился под порывами ветра о берег, хлопал брезентом крыши по находившимся внутри бойцам. Такое же происходило и с другими палатками, расположенными на берегу – колья, к коим крепились веревки-растяжки, забитые в мягкий песок, не смогли сопротивляться ураганному ветру. Палатки четвертой, пятой и шестой роты тоже дёргались в конвульсиях, словно огромные раненые животные, выделяясь черными пятнами на берегу. Дальше за песком и ветром ничего не видно.
Глаза привыкли к темноте – палатки, стоящие по другой стороне дороги на более твердой почве у озера, остались нетронутыми. Когда Щербаков дошел до своей роты, все танкисты выбрались наружу, а несколько человек опять залезли внутрь, пытаясь поднять внутренние столбы-распорки. То же самое пытались сделать и мотострелки, но ураганный ветер не давал поставить палатки.
Несколько танкистов остались в поваленной палатке, охраняя ящики с оружием, остальные укрылись от ветра в своих танках, ожидая утра и надеясь, что стихия скоро утихнет. Пехоте пришлось гораздо хуже – кто-то успел забиться в БТРы, а кому-то пришлось прятаться до рассвета в упавших палатках, пока ветер наконец, потерял свою силу, часам к семи утра превратившись в обычный утренний бриз. Солнце сверкало на безоблачном небе, поднимаясь из-за горизонта, и только накатывающие на берег большие волны напоминали о ночном происшествии. К запоздавшему завтраку все палатки вновь установили, вырыли новые туалетные ямы взамен занесенных песком, и поваленные ветром рукомойники опять занимали свои привычные места. Жизнь батальона на побережье продолжалась.