«Сейчас я вам покажу, как окопы для танка рыть», – сказал Пермяков, усаживаясь за рычаги щербаковского 157-го. Стальная плита, освобожденная от креплений, под собственной тяжестью упиралась в землю, перемешанную с горными камнями. Танк отъезжал назад, волоча за собой гремевший по камням отвал, затем двигался вперед, сгребая землю с теми же камнями и углубляясь в основание горы. Минут через двадцать был вырыт окоп для БТРа, и от него пехота принялась копать свои ходы и места для огневых точек. Окоп для Т-72 капитан решил сделать поближе к краю обрыва, маневрируя танком в опасной близости от отвесных стен пропасти. Щербакову казалось, что зампотех не успеет вовремя затормозить и танк рухнет с пятидесятиметровой высоты, срывая башню с корпуса и разбрасывая гусеницы по зеленеющим у подножия полям. Но случилось другое – 157-й зацепился отвалом за торчащий из глубины горы камень, оказавшийся слишком большим и твердым. С громким хлопком петли отвала лопнули, и он остался лежать под днищем остановившегося танка.
– Что я теперь Абдулову скажу? – спросил у озадаченно чесавшего затылок Пермякова Щербаков. – Он же меня убьет! Тут же столько камней на самом краю!
– Да не боись, Саня! Ну спишем, как-нибудь. Ты же в армии! – капитан вылез из люка. – Эй, бойцы, – закричал он танкистам, по-прежнему сидевшим на трансмиссии 172-го танка, – давай отвал откручивай!
Окоп для 172-го вырыли подальше от края, где камней лежало куда как меньше и сектор обстрела оказался не хуже. Этим же танком отрыли окопы для двух других БТРов и танка № 157. К вечеру 172-й уехал к себе на позицию.
– Может, танк масксетью затянуть? – спросил Щербаков у капитана, когда 157-й наконец занял место в окопе, укрывшись за земляными брустверами по борта.
– Замаскируем, Саня. Завтра, – устало зевая, ответил Пермяков.
Солнце садилось за вершинами гор, окрашивая небо в фиолетовый цвет и постепенно погружая долину во тьму. Вокруг стояла тишина, изредка нарушаемая далеким грохотом взрывов, доносившихся из-за близлежащих вершин. Дорога оставалась пустынной, внизу темнел разгромленный блокпост, а вдали загорались редкие огоньки Кулецмы.
Пехота, находившаяся под командованием старшего сержанта, выставила часовых, Пермяков ушел ночевать в один из БТРов. Раскаты, похожие на далекий гром, не давали Щербакову спокойно заснуть, и он приказал Обухову и Кравченко дежурить ночью по очереди снаружи танковой башни. Всю ночь лейтенант просыпался и будил спящих во время дежурства механика и наводчика, а под утро сам заступил в караул, наполовину высунувшись из люка и прислушиваясь к окружающим звукам.