– Когда я приезжал к тебе в обитель, прежде чем отправиться в крестовый поход. Помнишь, мы с тобой удрали, перебравшись через монастырскую стену? – смеясь, ответил Реджинальд, не в силах отвести от лица сестры нежного взгляда. – И вместо благословения я получил от настоятельницы столько упреков за нашу проделку!
– Так ведь и на мою долю упреков досталось не меньше! – тоже смеясь, возразила Марианна.
– Тебе-то поделом! Разве не по твоей просьбе я прихватил с собой второго коня? Помнишь, как долго мне пришлось уговаривать тебя вернуться в обитель, а тебе так хотелось еще прокатиться галопом?
– Да! – эхом ответила Марианна, и ее глаза затуманились. – Как же чудесно было в тот день мчаться по лугам рука об руку с тобой! Я потом часто вспоминала нашу прогулку, и с годами воспоминания оставались такими же яркими, словно мы расстались только вчера. Они были моим единственным утешением, когда я уже почти потеряла надежду на твое возвращение. Вести от тебя приходили с таким запозданием, что мы с отцом не знали, что и думать. Только надеяться…
Реджинальд тяжело вздохнул и выпустил сестру из объятий. Он медленно прошелся по комнате и, глядя поверх головы Марианны, негромко сказал:
– Меня ранили, Мэриан. Едва рана затянулась, как началась лихорадка. Если бы не король, который пообещал сарацинскому лекарю, что снимет с него голову, если тот не вылечит меня, я мог бы и не вернуться из Палестины. Ты представить себе не можешь, как много достойных людей, смелых и благородных рыцарей, нашли там свою гибель! И не столько от стрел и мечей сарацин, сколько от гнилой воды, тухлой пищи и жары, от которой задыхаешься в доспехах, словно поджариваешься на адской сковороде.
Он провел ладонью по лицу, прогоняя овладевшие им наваждения, и посмотрел на Марианну:
– Но при первой же возможности я послал в Англию письмо. Разве вы с отцом так и не получили его? Мой гонец не вернулся, и я ничего не смог узнать ни о его судьбе, ни об отце и тебе.
При упоминании о письме плечи Марианны дрогнули. Она усмехнулась, и в ее усмешке отразилась еще не отжившая боль.
– Я получила твое письмо, Редж. Отец к тому времени уже был мертв. Не ошибусь, если то же самое предположу об участи твоего гонца. Это письмо пришло ко мне далеко не простым путем.
– Твои слова для меня непонятны, Мэриан, – нахмурился Реджинальд, не сводя глаз с сестры.
– Потому что ты многого не знаешь, а в нескольких словах невозможно все рассказать, – глубоко вздохнула Марианна и наклонилась, поднимая с пола уроненную рубашку.
Реджинальд молча смотрел, как она аккуратно складывает тонкое полотно, и видел, что сестра погружена в раздумья, которые были невеселыми, судя по ее лицу.