Расправившись с наркоторговцами, я не испытал радости или удовлетворения. Даже наоборот, в душу заползло свербящее гаденькое чувство вины и сожаления. Все-таки убить человека – не высморкаться. Это на войне привыкаешь к смерти. Как поется в песне: «То ли мы, а то ли нас». И это «то ли» повторяется каждый божий день. Но сейчас не война. Уже много лет как не война. И стрелял я, последние лет так пятнадцать, по большей части по мишеням. Рвал в куски бочки и старые грузовики. А тут все-таки живые люди… Может, я ошибся, может, должен был поступить как-то иначе?
Раскис, тряпка! Я в сердцах двинул себя по шлему. Кого пожалел?! Мразей, подонков без чести и совести. За медную монету они перегрызут глотку каждому, в том числе и тебе. Так что молодец, Виктор Петрович! Подкрепление к бандитам у заставы теперь уж точно не придет.
Мысль о погибающих пограничниках подействовала как хлыст на скаковую лошадь. Разогнав самолет до девяти сотен, я помчался в сторону одинокого дымка, подымающегося у подножья извилистого горного хребта. Это не лесной пожар и не костры пастухов. Это… Я точно знал, что это такое!
Мой «Грач» облизывал каждую кочку. Высота сто метров. Выше подниматься нельзя, исчезнет эффект внезапности. Бандиты забьются во все щели, потом, попробуй, выкури их оттуда.
Заставу или вернее то, что ранее именовалось заставой, я увидел издалека. С грузинской стороны ее не закрывали ни горы, ни лес. Несколько разрушенных дымящихся бараков, покореженная наблюдательная вышка, черные подпалены выжженного кустарника и травы. Оазис смерти в море нетронутой первозданной природы. Кстати, что касается природы… Склоны вокруг заставы зеленели густой сосновой порослью. Погранцы вырубили ее по периметру вдоль проволочного заграждения, однако, метров через тридцать деревья вновь смыкались сплошной изумрудной стеной. Ошибка! Опасная ошибка! Как можно было оставить закрытые для наблюдения участки в непосредственной близости от расположения части?! Это ведь первоклассный плацдарм для штурма! Противник имеет возможность скрытно подобраться к объекту буквально на бросок гранаты.
Так и есть! Я даже не удивился, когда среди хвойных ветвей сверкнули вспышки выстрелов. Как не дико, но я был рад этому смертоносному салюту! Значит, успел! Бой продолжается! Пацаны еще живы! И кто знает, может, радист Артем все-таки увидит свою мать.
От накативших мучительных воспоминаний я взвыл как от пытки. Рука сама собой выжала ручку управления, заставляя штурмовик опустить свою тупую хищную морду. Соснячок, из которого палили по заставе, мигом прыгнул в прицел, и я, не колеблясь ни секунды, дал залп.