Позже я понял, что тот мой товарищ был прав. Рабский труд не имел ничего общего с марксизмом-ленинизмом. И я мог замарать свои руки кровью. Ведь я был готов на всё. Я не боялся ни смерти, ни пыток в фашистской полиции. Я верил в Ленина. А Ленин дал такое определение морали: морально всё, что служит интересам классовой борьбы пролетариата. В переводе с коммунистического на человеческий язык мораль – это то, что нас устраивает. И я был в этом совершенно убежден. Капитализм – такая лживая и порочная система, что нужно его разрушить любой ценой. А чтобы его разрушить, все средства хороши. В этической системе Ленина понятие преступления отсутствует. В точности как в преступном мире.
Однажды один уголовник сказал мне:
– Я с уголовниками веду себя как уголовник, а с обычными людьми веду себя как человек.
Сегодня я считаю, что нельзя быть одновременно и уголовником, и человеком».
Однако в тридцатые годы Жак не знал сомнений и не предвидел будущего. Если он сталкивался с чем-то, чему сам не мог дать объяснения, он обращался к своим начальникам, а те, как истинные духовные наставники, умели успокоить его совесть. Как-то раз в Москве, в кремлевском сквере, он читал «Юманите». К нему подошел человек.
– Видимо, вы француз, раз читаете эту газету. А я бельгиец, я только что вышел из лагеря. Жду репатриации в Бельгию.
«И он рассказал мне свою историю – историю коммуниста, отправленного в ГУЛАГ по ложному обвинению. Я вежливо выслушал его, но легко убедил себя, что это простая ошибка!»
История Коминтерна мало изучена, однако известно, что «очень рано, если не с самого начала, секции Коминтерна стали служить для вербовки агентов разведки, действовавших в интересах СССР. В некоторых случаях коммунисты, которые соглашались заняться нелегальной и, следовательно, подпольной работой, не знали, что в действительности работают на одну из советских служб: Разведывательное управление Красной армии (ГРУ, или 4‐й отдел), иностранное отделение ВЧК-ГПУ (Иностранный отдел, ИНО), НКВД и т. д.»[8]. Мало-помалу и сам того не понимая (на этом Жак настаивает), он оказывается на службе непосредственно у Советского Союза. Году в 1933-м его вызвали в четвертое управление, и он понял, что стал сотрудником военной разведки. Отныне он классический советский шпион, в этом качестве поедет в Испанию, а потом будет подхвачен ураганом Великой чистки. Жак рассказал мне об этом очень нескоро, намного позже нашего первого разговора, после того как в поисках правды мы уже проделали с ним долгий путь. Он сам удивился, когда сделал мне это признание: «Я ждал 24 апреля 2001-го, ждал десять лет после распада Советского Союза, чтобы четко сказать наконец, что я работал на советскую шпионскую сеть».