Ту же стратификацию, то же разделение на отсеки обнаружил я и в лагере. Способы и степени изоляции варьировались до бесконечности. В 1955 году меня вместе с партией заключенных конвоировали на восток, в пересыльную тюрьму в город Свердловск на Урале. В том году я встретил в той же пересыльной тюрьме арестанта, который ничего не знал о Второй мировой войне».
В первый свой приезд в Москву в 1929 году Жак встречался с людьми, которые еще слышали выступления Ленина и Троцкого. «Мы бесконечно спорили о разных политических или этических проблемах, но все споры прекращались, если кому-нибудь удавалось к месту привести цитату из классика марксизма-ленинизма, то есть из Маркса, Энгельса, Ленина или Сталина. В тот же приезд я познакомился с молодым рабочим, забросавшим меня вопросами о Гюго, французском писателе, которого он читал взахлеб. Он так и произносил, с взрывным “г”: Гюго. Мне было стыдно, что я не знаю, кто такой этот Гюго, и я попросил, чтобы он назвал мне какую-нибудь из его книг. Молодой человек ответил мне по-русски: “Собор Парижской Богоматери”. Я был потрясен тем, как странно звучит это имя на русском языке, но особенно тем, что этот нищий рабочий читает Виктора Гюго! В те времена мои новые друзья любили говорить, ссылаясь при этом на Клаузевица: в любой горной гряде есть несколько перевалов, полководческий гений состоит в том, чтобы выбрать из них наиболее удобный. Когда я вернулся в Москву несколько лет спустя, это изречение заменили другим: из каждого положения есть всего один выход, известный только товарищу Сталину».
Жак продолжает университетские занятия; для его начальства это полезно в том смысле, что служит секретному агенту прикрытием. «Я выбрал восточные языки и культуры, потому что увлекался ими, так что для меня это было не только прикрытие, но и страсть». Вот так Жак, работая связным, заодно заработает диплом парижской Школы восточных языков. Вначале он живет недалеко от Школы, на Лилльской улице, в типичной студенческой квартирке. Затем ему велят перебраться в студию в XVI округе, вернее, ему указали округ, а уж студию нашел он сам. Как всегда, его поведение направлено на то, чтобы не привлекать к себе внимания; как другие, он пропускает иногда в бистро стаканчик-другой, но не больше; участвует в спорах с товарищами, но не слишком пылко; тщательно готовится к экзаменам, прекрасно их сдает и, несмотря на отлучки, считается серьезным студентом.
Он поступил в Школу восточных языков в 1930 году, а окончил только в 1936-м. В какой-то момент его бесконечные пропуски занятий привели к тому, что он получил письмо из Школы с вопросом об их причине. «Когда я пришел объясниться, мне сказали: