«Я видел, как люди сдавались даже до того, как их начинали пытать. В Бутырках был один подследственный, которому следователь пригрозил, что переведет его в Лефортовскую тюрьму, которая в то время славилась изощренными пытками и кошмарными карцерами. Видимо, он раскололся: несколько дней спустя он вернулся после долгого допроса довольно спокойный и тихий; впоследствии его никуда не перевели.
Кроме того, в камерах было полно стукачей, иначе их еще называли толкачами; их обязанностью было все время “толкать” подследственных, чтобы они признавались во всем, чего от них требовали: “Тебя будут пытать… избивать жену и детей… их сошлют в Сибирь… Лучше дай показания! Хотя бы семью спасешь…”. Особо важных заключенных даже запирали в камеры на двоих вместе со следователями, выдававшими себя за таких же подследственных, как они. И эти “толкачи” из кожи вон лезли, чтобы сбить заключенного с толку и склонить его к подчинению.
А еще было такое явление, как “хвост”: в него входили все те, кого схватили в результате какого-нибудь одного ареста; они были как хвост кометы, сперва плотный и сверкающий, потом всё бледнее и тоньше, и наконец этот хвост исчезал совсем. Чем ярче была комета, тем длиннее был тянувшийся за ней хвост. Первые арестованные занимали ответственные посты, они были связаны с высоким начальством. Добытые у них сведения позволяли “разоблачить” других, то есть сфабриковать дела на этих людей. Я был в самом конце хвоста: простой подчиненный, я замыкал список. Я интересовал их меньше. Меня не казнили и били меньше, чем других».
Так Жак признавался в том, как ему повезло. Возможно, это был просто косвенный способ выразить неясное чувство вины, преследующее тех, кто выжил.
5. Повседневная жизнь в следственной Бутырской тюрьме
Например, я бы никак не мог представить себе: что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет моей каторги ни разу, ни одной минуты не буду один?
Федор Достоевский
«Раз в десять дней все подследственные имели право написать жалобу и подать ее во все юридические, государственные и партийные инстанции; раз в десять дней старший надзиратель спрашивал, кто хочет подать заявление. Мы молча поднимали руку, и вскоре нам приносили, как положено по уставу, фиолетовые чернила, перьевые ручки и по одному листку бумаги на каждого, размером с открытку. Подследственные старательно анализировали предъявленные им обвинения и выражали претензии на методы, которыми у них вырывали показания. Я долго думал, что эти жалобы отправлялись прямо в мусор, но потом обнаружил, что иногда к ним прибегают, чтобы сфабриковать новые обвинения».