– Оставь это, Эд… Мне за свою жизнь приходилось иметь дело с кое-чем похожим… Пойми, что это уже не тот Ник, которого мы знали, это кто-то, а может и что-то совсем другое, – раздалось два тонких звуковых сигнала, означавших, что Алану стоит поторопиться с посадкой, – и он совершенно не помнит себя прежнего, так как даже не заметил произошедших с ним изменений, – он поднялся в беспилотное такси, и пока дверь закрывалась, добавил:
– Пока, Эдди, будь здоров, встретимся через пару месяцев на сборах в Подмосковье, – он взмахнул на прощание мощной рукой с крупными, длинными пальцами, – и помни, что нам неизвестно с чем мы имеем дело, вполне вероятно, что Ник теперь может представлять опасность для того, кто не согласиться принять его таким, – последние слова заглушила плотно закрывшаяся дверца-люк и звук, набирающего высоту двигателя.
Эдвард Миллер ещё долго стоял на небольшой, аккуратной площади, которая к этому часу выглядела пустой и безлюдной, позволив апрельскому ветру в полной мере отвести душу, дурачась с его длинными, заворачивающимися в тугие, рыжие спирали волосами. Последние слова капитана всё никак не шли у него из головы. Он стоял, вдыхая свежий, весенний воздух, и думал о том, как воспримет произошедшие перемены Марика, жена Николаса Дорина и его пятилетний сын Александр. Не угрожает ли им опасность и что вообще ждёт их всех в самом ближайшем будущем…
Выйдя из столичного аэропорта, Николас позвонил жене и сообщил, что приедет домой только завтра к вечеру, так как вынужден задержаться.
– Почему? Что случилось? – услышал он встревоженный голос женщины.
– Ничего, – последовал размеренный, безликий ответ, – я просто хочу поработать в университетской библиотеке, потому что только здесь самое полное собрание уникальных материалов по космобиологии, сравнительной планетологии и астрофизике.
– Но милый, – голос жены звучал растерянно, – ты ведь только прилетел, тебя не было полгода, мы так ждали, так соскучились…
Взгляд Ника, как за последнее время всегда в подобных случаях, стал просветлённо-отчуждённым, а голос ещё более монотонным и чужим:
– Мне это очень нужно… Это важно для меня лично и всей моей дальнейшей работы в космосе. Ни в интонации, ни в ощущениях Ника не было и намёка на нетерпение или раздражение, он действительно совершенно искренне не понимал, по какой причине должен оправдываться и объяснять то, что по его мнению в толковании вовсе не нуждалось.
– Конечно, дорогой, – в голосе Марики всё также слышалась растерянность и непонимание, – раз ты считаешь, что так будет лучше… Просто Александр всё время…