Мы пошли на урок. И я все думал, что все так радуются, что Крым наш и не могут объяснить, почему… На уроке я поднял руку и спросил:
– Мария Валентиновна, а почему все так радуются, что Крым наш?
Мария Валентиновна ответила:
– Максим, задавать вопросы – это прекрасная способность. Но я учила вас задавать вопросы, на которые можно дать ответ. Например, в каком году началась война? Когда Гагарин полетел в космос? Какие виды корней вы знаете? Вопросы типа твоего называются риторическими. Это вы будете проходить на уроке риторики и логики в восьмом, если я не ошибаюсь, классе… Понимаешь?
Я понял. Я же взрослый. При мне же бабушки плачут.
Мой папа что-то стал сильно “интересоваться писаниной».?Это бабушка так сказала. Ее подруга учительница так говорит про современную литературу. Потому что лучше классики ничего еще не придумали – то есть Толстого и Бунина. И еще Достоевского. А папа-то вообще всегда был инженером, а потом у него просто случился кризис середины жизни, это когда ему исполнилось 33 года. И он пошел на курсы писателей. Теперь писателем стать несложно, главное «завести мотор», так им говорят на этих курсах. Бабушка с подругой ужасались по телефону, что идёт какая-то «девальвация текста». Я спросил, что это такое. Они сказали, что это когда пишут все, «кому не лень», а Бунина с Толстым никто не читает. И если «можешь не писать, то и не пиши», как сказал Жванецкий, и бабушка с ним согласна. Я сказал, что я это все про эту девальвацию текста передам Марии Вячеславовне, когда она нам задаст писать сочинение. Действительно, сколько можно! Мы уже про все писали! Про семью, про лето, про Кремль, про мечту. Все. Я исписался. Я так и скажу.
И Мишка тоже подтвердил, что он категорически исписался и выдал весь свой потенциал на ближайшее время. И Петька тоже сказал. И на Олимпиаду по литературе он уже съездил и больше пока не хочет.
Ну, в общем, что касается меня, то я не собираюсь становиться писателем, чего нельзя сказать о папе. Потому что он все свободное время сидит теперь за компьютером. Почти перестал ходить в театр с мамой и играть с Костей. Мне кажется, ему стало неинтересно со мной гулять. А даже если мы гуляли, папа все время что-то писал в телефон. «Не мешай, у меня пишется – говорил он, – иди покатайся с той горки». Я с одной стороны, его понимал, потому что и сам раньше любил писать, но, с другой стороны, чувствовал, что просто теряю своего папу! А самое главное, никто не знал, что он там пишет! Он пишет «в стол», сказала бабушка. То есть ничего никому не показывал. У него только иногда загорались глаза каким-то нездоровым, как говорила бабушка, огнем, и он бежал к своему ноутбуку.