Маша сидела на кухне брата. Брат в лыжном костюме и домашних тапочках чистил картошку, экономно, тонко срезая бугристую кожуру.
— Разуйся! — ворчливо сказал он, глянув на Машу.
У дверей ровно, носок к носку, стояли его туфли и несколько пар туфель его жены, Тани Седовой. Маша разулась и поставила в этот ряд свои зимние сапоги, поставила довольно криво, но поправлять не стала, хоть и поймала укоризненный взгляд брата.
— Откуда я знаю, где он? — опять ворчливо сказал брат. — Да мне и без разницы.
Он был раздражен и бросал очищенную картошку в кастрюлю, даже немного разбрызгивая воду. «Там — жизнь», — почему-то вспомнила Маша слова Рериха.
— Где Таня? — спросила Маша и тут же поняла, что этого не надо было спрашивать. Непонятно почему, не надо и все.
Брат бросил на нее быстрый, злой взгляд и не ответил.
Разговора не получалось. Молчали.
Через две недели Таня Седова исчезла. Уехала как бы навестить бабушку, но с вокзала отправила открытку: «Не жди... »
Брат чуть с ума не сошел.
— Уходи! Уходи! — кричал он и швырял в Машу первые попавшиеся под руку предметы. — Это все твой дружок!
— Какой дружок? — не поняла Маша.
— Твой Рерих!
— Так он твой дружок.
— Сволочь, сволочь он! Негодяй! И не приходи больше!
На этот раз в Машу полетело что-то тяжелое, она еле увернулась...
В конце января на Машино имя в институт пришло письмо от Рериха.
В конверте была фотография без подписи: на фоне буровой вышки — Рерих, в тулупе и меховой шапке, надвинутой по самые брови. Рядом кто-то стоял, но этот кто-то был отрезан. Виднелся только край рукава, но Маше показалось, что это рукав от шубки Тани Седовой. Она совсем не была уверена, да и вообще это было бы трудно доказать, но что-то подсказывало ей, что это так. Маша никому не сказала о своем подозрении и не показала это письмо.
Между тем в доме было плохо. Брат не появлялся. Мать ходила заплаканная и возила ему еду, но он ничего не ел и как-то даже грозился покончить с собой. По ночам до Маши доносились тихие, напряженные разговоры родителей.
Ситуация все длилась и была безнадежной. И Маша приняла решение.
О том, чтобы одолжить деньги у родителей, не могло быть и речи, у однокурсников таких денег не было, и Маша отправилась в «Вечернюю газету».
— Зачем тебе это надо? — сказал Тит и вздохнул.
— Там — жизнь, — ответила Маша.
— Жизнь — везде. Убедишься.
— Здесь — имитация.
— А там нет?
Деньги он ей дал все-таки, но только на билет туда — сам был небогат, и написал еще несколько строчек своему однокурснику, редактору тамошней газеты.
— Напишешь им что-нибудь, вот и заработаешь. Все-таки я чему-то тебя учил.