– Да всё тоже, что и прежде,– и шутя, и серьёзно сказал Корнев. – Если плохо будете есть, откажитесь от моей пищи, то Питирим посчитает ваш дрянной аппетит за саботаж. Тут мясо и рыба всякая и разная. Да и прочая пища имеется. Спиртного, сами в понимании, не держим. Но вот крепкий квас есть в наличии. В нём даже редька плавает.
– Спасибо большое, Никифор Гаврилович,– ответила за всех Юлия.– Но сыты мы. Столько съесть человеку за один раз невозможно.
– Не надо благодарностей. Вольному – воля, спасённому – рай. Ешьте тогда, как и сколько можете, – сказал Никифор.– Тогда я продолжу всё про то же, про политику, будь она трижды не ладна. Хочу, чтобы вы поняли, что к власти придут, в общем-то, уже пришли большевики.
– Это уже каждый ребёнок понимает, – вздохнул Павел. – Тайны здесь нет.
– Так вот, среди них выделится свой царь и много царьков… из лакеев и лодырей, злых, жаднючих до власти и российских богатств, беспощадных людей, – пояснил Питирим. – Своих святых на Руси придумают. А то, как же ещё?
– Ты извиняй, браток Никифор,– сказал Павел,– я хоть и моложе тебя, но тоже атаман. В программах политических разбираюсь, как-нибудь. Цари-то у них будут, это понятно. Но…
– Ладно. Ешьте, пейте квасок,– Никифор больше не стал спорить с «дурнями».– Одно замечу, в рассуждениях своих вы, что дети малые. Я не собираюсь вас на путь истинный наставлять. Бог даст, сами всё уразумеете.
– Вы – монархист,– дала определение Юлия, занимаясь жареным максуном,– вы – монархист, Никифор Гаврилович. Этим всё сказано.
Корнев только махнул рукой, давая им понять, что он просто человек.
В горницу с большой глиняной чашей, на которой красовался замысловатый пирог, вошла стройная, черноволосая девушка. Красавица. Синеглаза, черноброва, в ярком сарафане с вышивками яркими по подолу.
– Дочка, видать, твоя, Никифор, – изумился Афанасий.– Ежкин свет! Какая она!.. Да ведь таких красивых и не бывает.
– Ты девицу не смущай и в краску не вводи. У нас никого нахваливать не принято. Обычна девка, и всё тут! Так оно и есть. Моя дочь родная – Евдокия. – Никифор был суров.– Мамку-то её, Ефросинью, китаец Ли, ни за что – ни про что, убил. Я и дщерь моя, мы вдвоём с ней в этом доме. Другие дети по белу свету разбрелись. У каждого из них своя судьба. Может быть, и не совсем правильная.
Всё присутствующие, включая и автора, который, в общем-то, часто не предполагал, что скажут и как поведут себя герои его увлекательной и, понятно, приключенческой книги.
Евдокия скромно молчала, потупив голову. Поставила большую чашу с пирогом на стол.