– Я уже говорила, что он так решит, как надобно мне, – заверила Евдокия своего будущего жениха. – Ты же, мил человек, Афанасий, должен будешь веру нашу принять… Христову. Но, может быть, и нет. Отец мой многое знает и понимает. Правда ведь, что у нас живут и такие, кто в Бога не верит или по-своему это делает, так, как у него получается.
– Если надо, то я не против, всё ради тебя одной. Веру вашу приму. Ясное дело. К тому же, я ведь уже и есть православный.
– Православный, да не такой, как мы,– возразила Евдокия.– Правда, у нас на хуторе, в селе, разные живут. Тут ведь так, лишь бы люди хорошие были. Ну, вам пора! И только побыстрее! Промедлите – и в беду попадёте. У нас Питирим, хоть и святой, и шибко грамотный, но ловкий, как чёрт. Прости, Господи! Он, говорят, у атамана Семёнова начальником разведки числился.
Все присутствующие знали и прекрасно понимали, что Семёнов тот ещё… жук. Он по ветру всегда свой нос держал… Но речь не о нём сейчас была, а конкретном построении личного счастья Афанасия, пожалуй, революционного масштаба. Так он считал лично. Но, возможно, и преувеличивал важность предстоящих изменений в собственной жизни.
– Совсем люди российские обезумели. Но я буду таким, родная, каким мне пожелаешь стать, – сказал, как мог, нежно Афанасий.– Я от твоей красоты и доброты великой сдурел. Рукой к тебе только прикоснуться позволь!
– Теперь, тем паче, прикасаться нельзя,– Евдокия была настроена серьёзно. – Потом всё можно будет, желанный мой, но только после самого венчания сокровенного, во Христе. И то ведь любиться и обниматься будем не прилюдно, а так, чтобы никто не видел и не слышал, не ведал, каково нам – радостно или грустно. Это всё для того, чтобы зависть и жалость к нам людскую не порождать. Грех такое…
– Я вас, молодых, от души поздравляю, малина-земляника,– сказал Павел и уже конкретно обратился к Евдокии.– Ты скажи нам, как в сторону Верхней Экони быстрее и ловчее пройти.
– Очень просто,– пояснила Евдокия,– Обходите озеро Чукчагир не с левой, а с правой стороны. Сбережёте два дня.
Она немного помолчала и сказала:
– Если вам всем худо станет, то бросайте вы свои богатства и заботы странные и возвращайтесь назад. В наше селение. Всех примем! А если и понадобится, то и уйдём отсюда вместе с вами в ту Россию, где каждый каждому нужен и любим. Страна ведь эта рядом. Только не каждый видит распахнутые ворота туда.
Слёзы заблестели в глазах Юлии. Она обняла Евдокию и произнесла:
– Евдокия, Афоня – мировой парень. Уж если полюбит, то на всю жизнь. Я чувствую! Да это и видно.