Григорий одобрительно кивнул головой.
– Помянем, в который раз, рабов божьих,– пьяно сказал он, подняв вверх кружку с самогоном. Обратился к сидящему возле дерева покойнику.– Федя, ты будешь пить самогонку? Будешь или как?
– Федя не будет,– ответил за мертвеца, изрядно захмелевший, Степан,– нам самим мало. Вообще-то, пока есть…
– Ну и кто же из нас дурак? – Обратился с вопросом к собравшимся пан Рында. – Ведь насколько я знаю и помню, покойники не пьют.
– Позвольте вас заверить, господа анархисты,– заметил, тоже очень не трезво, Оренский,– ваш Федя не станет пить. Ваш бес под названием пан Рында, хоть и полный идиот, но сейчас говорит истинную правду.
– Почему? Ведь я пошутил, не жалко. Для Феди мне ничего не жалко! – Голос Степана звучал проникновенно и слезливо. – Я ведь шуткую! Или он нас не уважает? А я его… любил.
– Нет, ты не прав, Стёпа. Федя вас очень уважает. Слово офицера,– убежденно сказал Оренский.– Понимаешь, тут такие не простые дела. Федя – мёртвый. А мёртвые не пьют. Не пьют, Степа! Вон Гриша сидит, молчит и мне не верит. Не было ещё в истории мировой практики, чтобы покойник выпил за своё здо… я хотел сказать, за упокой.
– Я знаю, – согласился Григорий.– Я, Витя, всё знаю. Я очень умный. Таких, мужики, как я, больше нет на свете. Может быть, только Федя, и вы…оба.
– Я тоже хочу умереть, господа анархисты! – В который раз признался Оренский.– Мне без Груни нет жизни и без России тоже!
Всё выпили, закусили. То же самое сделал и Роберт Борисович. Тут отказываться просто не прилично, даже невзирая на то, что он, будущий великий писатель и россиян считает полным быдлом и дерьмом.
Оренский полез в кобуру за револьвером.
– Не расстраивайтесь, я себя пристрелю… как белую собаку. Только себя. Господи, Боже мой, кому я на свете нужен?! – сказал он.– Вы-то причём? Живите и… радуйтесь! Может быть, хоть у вас что-то получится.
– Ты хитрый, Витька,– сказал Григорий,– ты – жучила. Ты застрелишься. Так? А нам тебя зарывать, да? Не пройдёт такой номер. Мы устали… зарывать. Всё мёртвых закапывали в землю. А вот из земли-матушки ни одного живого ещё не выкопали. Может, у кого-то такое происходило, но нам вот со Стёпой не везло.
– К чёрту философию! Господа или товарищи, или граждане,– торжественно заявил Оренский.– Не обращайте на меня ни малейшего внимания! Представьте, что меня не было и нет на этом свете. Тогда всем вам будет жить проще. А мы ведь так усложнили российский мир! Я сейчас три раза, трижды, сгоняю огненную, нашу русскую рулетку – и всё будет в ажуре, господа!