Основная часть плотовцев, воинов-анархистов попала под сплошной пулемётный огонь. Но те, кому посчастливилось прорваться в центр села, сражались самоотверженно и умело. Тщетно, но старались выйти из зоны обстрела. Подавляющее большинство из них погибло. По-другому и случиться не могло.
Только небольшая группа отряда Плотова – пятнадцать – двадцать человек – с шашками наголо прошла сквозь село, и покинуло его пределы. Остались в живых. Но надолго ли? Ушли, слава богу, и за них атаман порадовался.
Павел и Юлия держались вместе. Лошадей под ними давно уже убили.
– Осторожно, Юлька, – предупредил Павел, одновременно орудуя шашкой и маузером. – Укройся за моей спиной, малина-земляника!
– Ничего, милый, я уже дорого продала свою жизнь,– ответила Юлия, стреляя в бородатого мужика с красной тряпичной ленточкой на папахе. – Пятый!
Их плотным кольцом обступили «зелёные стрелки», но Павел и Юлия отчаянно сопротивлялись. Правда, это было уже абсолютно бесполезно. На них, что называется, большевики навалились гуртом.
Обезоруженных, босых, полураздетых, их бросили в бревенчатый сарай, где уже находилось трое анархистов. Свет проливался сюда откуда-то сверху. Через маленькое окно под самым потолком.
Ничего не поделаешь, появился в этой камере и автор будущего увлекательного и очень поучительного, конкретно, для «ватников», романа Боба Рынды. Рискованный шаг с его стороны. Но тут ничего не поделаешь, ему надо находится в гуще событий, даже если они опасны не только для здоровья, но и для жизни будущего великого писателя.
Он устроился в сторонке, в тёмном углу. Не пожелал сразу же находиться в центре внимания. Впрочем, незамеченным он не остался. Мало ли кто мог быть арестован предприимчивыми большевиками. Они ведь, надо отдать им должное, не жаловали и уголовных преступников – убийц, воров, мародёров…
– Квасу бы,– прошептал лежащий на дощатом полу и умирающий, анархист,– квасу бы мне, сотоварищи, братки!
– Успокойся,– Юлия склонилась над ним, – успокойся, Миша! Они запомнят нас. На всю жизнь запомнят!
– Что запомнят!? – как ошпаренный, вскочил на ноги анархист Трифон.– Да я брата своего убил! Брата убил, Ваську, шалопая! За что? За то, что он «зелёный», то бишь, красный? Да разве же за такое убивают родных братовьёв? Разве можно убивать родного брата только за то, что он другого политического цвету?!
Трифон упал на пол и по-детски заплакал.
Поправив свои очки, Рында перебрался поближе к анархистам.
– Паны дерутся,– философски заметил анархист Афанасий Буров,– а у казаков чубы трещат. Всем такое известно.