– Верная мысль,– подал свой голос Рында.– Но тут ничего не попишешь. Здесь Россия, а значит – полная дикость, невежество и всё остальное. Про повальное пьянство, даже среди почти новорождённых.
– И ты здесь, чёрная душа,– только так и среагировал на эти слова Павел.– Ты, мелкий бес, назвавший себя автором под кличкой Рында, конечно, сохранишь свою шкуру. Но какой тебе резон…
– Я, понятное дело, прошу прощения,– возмутился Роберт Борисович.– Но Рында – это никакая не кличка, это моя фамилия. Еще при польском короле, славном Казимире Лисовском моя фамилия была известна.
– Заткните, ему рот! – громко сказала Юлия.– Нам ещё тут в такие трудные минуты, перед смертью, слушать бред этого чумного остолопа о каком-то Казимире! На кой чёрт нам твой Казимир, чёрт поганый?
– Я никакой не чёрт! Я автор, и всё будет так, как я решил,– стоял на своём Рында.– Если я до поры и до времени оставляю вас в живых, то не потому, что очень полюбил анархистов. Здесь другая цель – показать читателям, какие вы негодяи! Ради клада вы пойдёте на всё.
– Квасу, братцы! Отхожу, к бесам!– сказал тихо умирающий Михаил. – Квасу бы, а? Не ведаю, почему так хочу квасу.
Писатель-либерал пожал плечами и мерзко хихикнул. Он автора, он так и решил, чтобы всё шло, как идёт.
Не жалея рук, Павел принялся стучать в мощные деревянные двери, кричал:
– Воды принесите умирающему! Воды!!!
– Ты ещё задницей об косяк поколоти, – послышался голос часового.– Коли умирающий, значится, вода ему без надобности. Черти поганые! Черепоносцы сраные! Ты погляди, то же ведь, как люди… умирают.
– Ему уже не надо ни квасу, ни воды,– заметил просто Трифон. – Да не стучи ты, Плотов! Брюкву тебе в глаз! Умер он, говорю.
– Ты как беседу с командиром ведёшь, Трифон? – возмутился Афанасий.– Почему не почитаешь? Почему ты преобразился?
– Какой он теперь командир? – не сказал, а громко и нервно, со злобой, прошипел Трифон.– Подвёл нас к «вышке». А я хочу жить! Жить.
– Я же отпускал всех перед боем, кто желает,– напомнил Павел,– всех! Почему ты пошёл с нами, в бой, браток?
– Сам дьявол тебе браток, – сказал нагло, ещё больше озлобляясь, Трифон.– Больно уж ты красно говорил. Когда в большевиках состоял, то у них, видать, научился языком-то трепать. А я уши развесил. Чёрт меня дёрнул. Связался тут с тобой, с дураком!
– Ты договоришься, Тришка,– Афанасий возмущался, что кто-то так нагло ведёт себя с атаманом,– договоришься, долопочешься у меня.
– Не смей,– предупредила Трифона и Юлия,– не смей так говорить, Тришка! Ты – слизняк. Я за Пашу порву тебя на куски!