– Может, среди людей затеряются, – предположил Буров. – Время смутное. Вдруг – получится.
– А что с Россией-то будет, Афанасий? – сказал Плотов. – На какую рабскую стезю загонят народ большевики, падкие до власти, ленивые, тупые и жестокие? Что они придумают потом, когда перекрасят красные знамёна в другой цвет? А так ведь и будет. Нет у меня в этом сомнения.
– Почему же так всё негоже происходит, Паша,– Буров задумался.– Отчего многое не по-людски вокруг, а по-американски… исподтишка? В спину бьют.
– Всё потому, Афоня, что тот, кто стремиться к власти, не знает, что такое тяжёлая доля людская; и тот, кто желает обогащения, не может думать о болях и печалях других,– ответил Плотов. – В этой верхушке – живые трупы. Им надо будет узаконить то, что они награбят и передадут детям и внукам своим.
– Русские люди святые,– Афанасий перекрестился,– поэтому маются. Доверчивые. Хотя, что я, прости Господи, за всех-то поручаюсь. Сволочей тоже хватает и… за нашей калиткой. Ныне на верхотуре среди большевиков – жульё да лодыри, да бывшие уголовники, осуждённые за убийство, разбой, насилие… Они тоже теперь большевики. Жируют, ничего не делая. Да не просто ведь жируют, а на кровушке людской.
Однако, они сошлись на том, что при всём при том большевики так же рьяно ненавидят американцев и японцев, да и прочих… Тут уж бесспорно. Такова Россия. Она – нормальная страна и не похожа на заокеанский зверинец.
Ну, никак Рында не мог заставить героев своего романа мыслить и рассуждать именно так, как это принято в просвещённой Западной Европе и в странах Северной Америки, исключая Мексику.
Роберт Борисович тоже ведь понимал, что свободной может быть тольк еловая шишка, падающая с ветки дерева вниз. Да и то ей надо очень и оченьзахотеть упасть не в кучу дерьма… Впрочем, после полёта такого, нет уже разницы, куда падать. Вот потому и следует строить лично свою жизнь. А россияне тут совсем не причём. Им стакан самогонки и хлеба кусок – вот и вся их радость и особая ментальность. Но при этом, на самом деле, «умом Россию не понять».
Неудавшаяся казнь
По селу Керби бродили собаки, жадно пожирая трупы и «зелёных», и нездешних красноармейцев, и анархистов. Они грызлись друг с другом, не понимая ещё, что человеческого мяса хватит на всех. Не обязательно и кости-то обгладывать… Чего там делить? Да и собаки ведь не люди, общий язык найдут
Вскоре анархистов вывели на расстрел. Впереди шла, пошатываясь, Юлия, за ней – Павел, Афанасий и Трифон, что-то непонятно бормочущий от страха. Цепляясь в последние мгновения за жизнь, Трифон упал на колени перед «зелёными» стрелками, местными стариками, бабами и детьми.