– Разумеется, государь. Ты хочешь отнять у него Иродиаду.
– А удастся ли мне это, Латуш?
– Ну, если ты скажешь мне, чтобы я отправился в твою тетрархию, то я буду одним из первых, кто выйдет навстречу тебе и твоей жене Иродиаде, когда ты вернёшься из Рима.
Антипатр одним рывком сорвал с пальца второй перстень.
– На, держи. Ты его покажешь в моей Тивериаде управителю дворца. И жди меня. Я сделаю твою жизнь беспечной и счастливой.
И он быстро ушёл в дом. Латуш, иронично улыбаясь грязным, безбородым лицом, пожал плечами.
– О, сколько безумств творят мужчины ради ничтожных женщин, чтобы навечно получить себе обузу и беду на голову… Однако, я страшно голоден. И отдал бы сотни самых красивых женщин Вселенной за горбушку хлеба..Впрочем, когда я наемся я скажу иначе: «О, женщина, отдохновение и вкушение мужчины, раздвинь свои ноги и покажи мне себя для моих глаз, рук и тела…Ибо, твоё яблоко между ног, это и есть твой ум и все твои помыслы. И безумен тот человек, который скажет о женщине, что её ум находится выше её пояса…» Уж я-то знаю женские помыслы…но как хочется кушать!
Глава двадцатая
Красивая женщина во все времена была, есть и останется дорогой вещью для своего мужа, который, зная её лучше, чем другие, мог презирать её, но видя, как восхищались окружающие люди её внешностью, будет гордиться своим приобретением.
Принц Филипп гордился Иродиадой, получая деньги из бюджета римского Правительства с тех пор, как он, лишённый отцом наследства, бежал из Палестины. Он прекрасно понимал, что его друзья, которые охотно приходили к нему провести вечера за беседой, спешили в первую очередь полюбоваться Иродиадой, подставить себя под её прекрасный взор, обратить её внимание на себя каким-либо ловким словом или поступком. Само присутствие восточной красавицы возбуждало во всех желание говорить умно, быть первым.
В дальнем конце дома, куда не доносился уличный шум в комнатах, возлежали на ложах или сидели в креслах друзья Филиппа, играя в кости на деньги, рассуждая о проблемах дня, читая стихи, свои или чужие, выдавая их за свои стихи.
Никто не заметил, что среди гостей появился Иуда, всё ещё разгорячённый, весь в поту, он сел в сумрачный угол. А вот когда вслед за ним в комнату вошёл Антипатр и стремительным взглядом окинул всех присутствующих в поисках Иродиады, нарочито громко шлёпая сандалиями, ему навстречу поднялись руки римлян. Все знали, что тетрарх являлся любимцем Тиберия. Многие спешили улыбнуться ему, в душе ненавидя его.
Сенека, возлежа на ложе с чашей вина в руке, нахмурился при виде Антипатра и в наступившей тишине чётко сказал: