– Полагаю, что твоя помощь была бы бесценна – ответил Натанэль – Но бескорыстна ли она?
– Неужели ты веришь в бескорыстную помощь? Нет, мною, как ты уже догадался, движет не бескорыстие, а интерес. К нашей обоюдной выгоде, мой интерес совпадает с твоим.
– И в чем же он заключается, этот интерес?
– В том, чтобы остановить ползучую экспансию эллинской культуры. Не удивляйся и посмотри вокруг. Кто мы, латиняне или эллины? Мы говорим на койне, мы пишем по гречески, у нас греческие медики, а наших детей учат греческие учителя. Скоро мы и вовсе станем греками, забыв свои вековые обычаи. И это роднит нас с вами, иудеями, ведь вы страдаете от того-же самого. Да что далеко ходить, ведь даже у тебя… Прости меня за откровенность… Ведь даже у тебя греческое имя. Если, разумеется, это на самом деле твое имя.
Не имело смысла объяснять Катону, что он заблуждается и иудеи противятся совсем другому. Он бы все равно не понял, за что и из-за чего пострадал безрукий Элеазар из Мицпе. В то же время его теория "упадка нравов" вполне пришлась бы по душе Антиоху Эпифану. И, хотя покойный базилевс ничего не имел против заклейменных Катоном "гнусных новшеств", идея "блага государства" ему бы понравилась несомненно. Ничего этого, разумеется, говорить не стоило, как не следовало и показывать подозрительную осведомленность о воззрениях сенатора. Поэтому предпочтительнее было внимательно слушать гневные нападки Катона на роскошь, чужих богов, разврат, мужеложство и прочие пороки, которые тот приписывал исключительно влиянию эллинизма. Когда поток его красноречия иссяк, Натанэль заметил:
– Я буду последним, кто возразит тебе, сенатор. Но скажи, как мы может помочь друг другу?
– Нам обоим нужен этот договор, но не уверен, что все сенаторы с нами согласятся. И даже тем, кто согласен, потребуется причина открыто выразить свое согласие. Советую тебе дать им такую причину.
– А что с теми, кто против договора? Почему они против и как их убедить?
– Таких тоже немало и они опасаются создать опасный прецедент, когда могучая Республика заключает равноправный договор с малозначительным народом, не имеющим даже своего государства.
Насчет малозначительности у Натанэля было свое мнение, но он воздержался от того чтобы это мнение озвучить.
– …И этим сенаторам – продолжил Катон – тебе стоило бы представить такую причину заключить договор, которую они не смогут оспорить без ущерба для своей репутации. Подумай об этом и прощай. Увидимся завтра в Сенате.
На этом он гордо удалился, а Натанэль остался думать. Нужно было бы посоветоваться с Эвполемом, но тот спал, выпив маковый отвар, приготовленный лекарем. Наконец, ему пришла в голову одна неплохая мысль и он отправился в спальню, чтобы отдохнуть перед выступлением в Сенате.