А снег все идет и идет… Теперь он готов засыпать весь город с его полуразрушенными дворцами, черепичной крышей храма, осевшими стенами и плоскими крышами домов. Казалось, он покроет сплошным слоев все и всех, стирая разницу между бедностью и богатством, между добром и злом, между верой и фанатизмом. Но я знаю, что ему это не удастся. Невзирая ни на какой снег, невзирая ни на какие покровы, мы всегда будем видеть кто герой, а кто предатель, кто мудрец, а кто фанатик, кто честен, а кто лжив. И я знал, что Ариэль думает так же.
Дома, за пюпитром меня ждет последний, еще не испещренный буквами пергаментный свиток. Он поможет мне закончить мою книгу. Многих из тех, кто в ней упомянут, уже нет в живых. Ушли все пятеро братьев Маккаби, все они погибли в бою, хотя и не все в сражении. Теперь правит Йоханан Гиркан, старший сын Симона, он уже провозглашен царем, а не этнархом, теперь у нас независимая держава, от Иордана и до моря. Вот только не все мне нравится в его правлении, но ни к фарисеям, ни к саддукеям я не примкну, помня наставления Симона. Вот кого так не хватает нашей многострадальной стране, а цари и правители всегда найдутся. Но я верю, что "искра" жива, я сам ее вижу в людях, иногда мелким проблеском, а порой, хотя и очень редко – ярким блеском. Сегодня я закончу свою книгу. Многое будет в ней помянуто и еще большее – не будет. Не будут помянуты герои и злодеи, Шуламит и Дикла, Ниттай и Сефи, Никандр и Гордий, Агенор и Доситеос, и еще многие и многие другие. Но все они незримо присутствуют там, между строчками, всех их помню.
Отсюда хорошо видно Давидо Городище, его не могут скрыть медленно падающие снежинки. Там внизу, дом Сефи, а за поворотом холма – мой дом, в котором уже наверное проснулись мои любимые. Они знают, куда я пошел и зачем я пошел, и это произойдет здесь и сейчас, на тропинке под Храмом, как раз там, где некогда стоял столб с распятым Агенором. Мне кажется, что я вижу эту сцену со стороны. На склоне холма, запорошенного снегом, стоят двое: немолодой мужчина, почти старик, и юноша, еще совсем мальчик. Старик разворачивает холстину и протягивает мальчику тускло блестящий длинный меч из темной бронзы. Мальчик осторожно, почти благоговейно принимает оружие и долго, неумело держит клинок двумя руками, потом медленно берется за рукоять.
– Пожалуй – говорит старик – Он еще слишком тяжел для тебя.
Навершие меча ложится так легко, как будто всегда было здесь, упираясь в руку повыше запястья, становясь частью этой руки, утолщая и укрепляя ее. Ладонь услужливо выпрямляется, запястье напряглось и острие меча почти незаметно качается вверх, потом – вниз, потом снова вверх и снова вниз. Указательный палец вытягивается вдоль лезвия, ощущая холод бронзы. Баланс хорош, нужно лишь легкое движение мышц, и вот оружие взметнулось вверх, салютуя чему-то там высоко в небе.