Пропагандировалось всеобщее равенство. «Но классовое разделение все же было и походило на места в зрительном зале театра. В царской ложе сидят местные партийные боссы. В первом ряду – ветераны революции. Партер заполнен прочей советской номенклатурой. Рабочие в выходных костюмах сидят на галерке. На балконах толпятся колхозники, инженеры, чиновники, и стахановцы, самые шумные, болтливые и фанатичные сторонники режима. Их очень много, это одержимые, эксгибиционисты. Завершали эту картину студенты в спортивной одежде и белых кепках, которые сновали по всему театру. Складывалась картина, как бы всеобщего равенства. Но все это «равенство», заключается в том, что каждый может в любой момент и без всякой вины потерять голову – это очень страшное равенство.»
Всего этого, конечно, я не знал.
Мэг, проживший в Ленинграде более пяти лет, хорошо ориентировался в городе. С вокзала, мы на трамвае, доехали до Литейного проспекта, а оттуда, уже пешком дошли до улицы Чехова, где проживала со своим гражданским мужем, Николаем Оболенским, моя родная тетка, по материнской линии Елизавета Карповна Кузьменко (Жак).
Жили мои родственники в двухкомнатной квартире бывшего мужа Елизаветы. Дмитрий Жак, был советским служащим, человеком интеллигентным и высоко порядочным. С присущими, этой классовой категории, атрибутами. А именно, лысиной, округлым животом, в косоворотке и хлопчатобумажном костюме. Не смотря на отсутствие волос, мужчина он был видный и с волевым лицом. Жак Дмитрий Константинович, работал начальником ленинградского областного УНХУ. В этой квартире, еще с дореволюционных времен, проживала вся семья Жак. Впоследствии, мать и отец Дмитрия, отошли в мир иной, а квартира осталась Дмитрию Константиновичу. После развода он съехал в служебную квартиру, оставив недвижимость и все имущество моей тетке.
Встретили нас по-родственному, с лобзаниями, слезами и причитаниями. А когда Мэг, вкратце, рассказал об испытаниях, выпавших на мою долю, воцарилось гробовое молчание. Первой пришла в себя тетка.
– Завтра, с утра, пойду во Владимирский собор и закажу поминальную обо всех, безвременно усопших, – как потом оказалось, тетка Елизавета была набожна и по воскресеньям, ходила в храм и соблюдала все церковные посты и праздники.
– Царствие им небесное, – сказала и трижды перекрестилась, мы то же перекрестились, – Однако, жизнь продолжается. Надо Володю поставить на учет. Зарегистрировать, как положено. А то потом ни в школу определить, ни карточки получить, не сможем – .
Елизавета была женщина красивая и чернявая, как моя мама. Такая же стройная, но не имела, той нездоровой белизны, что была у моей мамы. Безусловно, они были очень похожи, и лицом, и в манерах двигаться, и в поведении. Одета тетка была просто, но по-городскому, в темной твидовой юбке, ниже колен, и светло-бирюзовой ситцевой блузке. Волосы у нее были собраны «шапочкой». На ногах были простые парусиновые туфли. В какой-то момент мне даже показалось, что это моя мама передо мной.