«Перед этим горем гнуться горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат –
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат…»
Не скажу, что это была панацея от давки и духоты, но дало возможность пережить те пятнадцать часов, что мы находились в этой камере.
Из камеры, нас вывели во двор тюрьмы, погрузили в «воронки» и повезли в порт, где пересадили на баржи. Только там я узнал, что нас отправляют в Ухтпечла́г (Ухти́нско-Печо́рский исправительно-трудовой лагерь, УПИТЛа́г) – подразделение, входившее в структуру ГУЛАГ НКВД СССР. Про этот лагерь среди заключенных ходили дурные слухи.
Мы прибыли в лагерь в середине апреля. За время этапа от болезней и голода, умерло пятьдесят заключенных, но это никого не интересовало. С барж нас высадили прямо в ледяную воду, где мы стояли почти по пояс в воде, вытянувшись вдоль берега. А по берегу прогулочной походкой шел начальника II отделения III отдела ГУЛАГа лейтенант Кашкетин. В руке его был маузер, которым он, как дирижер палочкой, помахивал перед лицами заключенных, и монотонным голосом, гнусаво вещал,
– Вы, враги народа, и прибыли в лагерь не для отбывания назначенного вам срока, а для того, что бы полностью перевоспитаться. Всю вашу дурь и гниль я лично буду вышибать из ваших тупых голов своей пролетарской рукой при помощи моего верного друга «товарища маузера». Для примера, – и он произвел выстрел в голову, находящегося прямо перед ним заключенного, – Так будет с каждым, кто просто подумает, что его осудили ни за что. Все вы преступники, которым не место в Советском государстве, – прозвучал следующий выстрел, и очередной заключенный с дырой в голове упал в прозрачную, холодную воду, выпуская из отверстия в голове алую ленту крови, тут же подхваченную течением реки.
– Любая попытка неповиновения или саботажа будет пресечена на месте, – прогнусавил он и прозвучал еще один выстрел.
А вдоль строя стояли конвоиры с винтовками наперевес. С поводков, беснуясь и дико лая, пытались вырваться натасканные псы. Изображая из себя оратора, лейтенант продолжал свой кровавый «спич», не забывая периодически стрелять в заключенных.
Недалеко от нас стояли рядом отец и сын Мартыновы. Отец попытался задвинуть сына себе за спину. Лейтенант заметил это движение, но первоначально не подал вид, а продолжал движение в их направлении. Дойдя до Мартыновых, он остановился, повернулся в их сторону, и со зловещим выражением лица произнес,